Книга Светлячки - Ян Карафиат

— Малыш, что же я тебе сделала? — спрашивала Голубка, но Малыш даже не отвечал. Ведь у светлячка из валежника уже был крохотный малыш, который выбегал ему навстречу:

— Папа, папа!

И это Малыша огорчало.

Однажды, когда Малыш снова вернулся мрачный и ни слова не говорил, Голубка спросила его за ужином:

— Малыш, что с тобой случилось? Ты всё хмуришься и молчишь.

— Ах, что со мной! У тех из валежника уже два маленьких светлячка, а мы всё одни.

У Голубки в глазах стояли слёзы как горошины, и когда Малыш на неё посмотрел, то увидел, как они катились по лицу, а одна упала прямо в тарелку с супом. Малыша будто кольнуло. Мигом взял свою деревянную ложку, и, несмотря на то, что гороховый суп ему нравился меньше всех, съел полную тарелку и уже больше не пикнул.

Но когда Малыш на следующий день залетел к Яночке, она начала:

— Послушай, Малыш, я тут зашла к Голубке, а она вся заплаканная. Я у неё спросила, что с ней, но она, что, мол, ничего. Но я боюсь, что ты с ней не всегда хорошо поступаешь. Послушай, этого только не хватало! Ты забыл, как должно её почитать? Или ты опять хочешь быть непослушным?

— Ну, я — ведь нас теперь так мало! Раньше светили крёстный и папа, а теперь только я. Людям же будет темно.

— Малыш, что за заботы у тебя! Ты сам только свети хорошенько, а о людях не беспокойся! Разве они тебя призвали? Нет. Господь Бог тебя призвал, и если бы захотел, смог бы вас размножить до тысячи тысяч.[29]

И Малыш полетел, и всё светил и светил, всю ночь светил как следует. И когда утром полетел домой, и был уже за ручьём, на склоне у самого можжевельника, услышал:

— Папа, папа! — и этакий прелестный маленький светлячок семенил ему навстречу.

— Папа, папа, разве вы меня не узнаете? Ведь я ваш Малявка и уже жду вас. И Яночка вас тоже ждала, и раз вы так долго не приходили, она пошла домой. И, знаете, папа, ту старую колыбельку надо как следует выкрасить. Мама её сняла с чердака, но она уже так облупилась. Правда же!

Папа был ошеломлён, а Голубка стояла в дверях домика, сердце у неё ликовало, и она звонко смеялась.

— Ах ты, мой Малявка, ах ты, мой Малявка!

И папа тут же уселся, взял Малявку на колени и стал его рассматривать. И глаза у него, представьте, были как у папы, и носик как у папы, и всё точь-в-точь как у папы, и сам он на папу был похож. Ах, вот была радость! И они были счастливы. Папа светил, мама с Малявкой вели хозяйство, и она учила его замечательной молитовке: «О, милый мой Боже, дай, чтобы я хорошенько слушался!»

Но недолго так было — когда однажды папа летел домой и был за ручьём и уже на склоне, навстречу ему выбежал Малявка:

— Папа, папа, у нас малюсенький Малявочка. Смотрите, он вам навстречу идёт.

И Малявочка шёл ему навстречу, и папа взял его на руки, и поднял в воздух, и громко засмеялся. А Голубка стояла в дверях, сердце у неё ликовало, и она звонко смеялась. Ах, вот была радость! И они были счастливы, папа светил, мама вела хозяйство, а малыши-светлячки играли перед домиком.

Но недолго так было, когда однажды папа опять летел домой и был уже за ручьём, навстречу ему выбежали Малявка с Малявочкой.

— Папа, папа, у нас теперь личинка, такая миленькая. Смотрите, идёт вам навстречу. Но она ещё быстро бегать не умеет.

И маленькая личинка шла папе навстречу.

— Папа, папа, а как вы меня назовёте? Яночка нам принесла мёд и сказала, что меня назовут Голубка, но мама сказала, что нет, меня будут звать Яночка.

Папа был просто ошеломлён, а Голубка стояла в дверях домика, сердце у неё ликовало, и она звонко смеялась.

— Да ты моя маленькая личиночка, да ты моя золотая малышка! Ведь глазки у тебя как у Яночки, и носик как у Яночки, и сама ты точь-в-точь как Яночка. И назвать тебя надо Яночкой!

И мама была довольна, и маленькая личинка была довольна, и все были довольны и счастливы. И папа светил, мама вела хозяйство, а малыши-светлячки играли перед домиком.

— Смотрите у меня за Яночкой, чтобы коршун её не схватил! — приговаривала мама.

— О, мы смотрим!

И они смотрели. Но однажды прибежали домой.

— Мама, мама, коршун прилетал. Но Яночку у нас не отнял. Он нас испугался.

А мама была сильно напугана.

— В самом деле! Коршун?

— Коршун! Такой огромный, и у него были зелёные крылья и длиннющие усы, и он так жужжал.

— Да это не коршун. У коршуна клюв и перья.

— Перья? Тогда не коршун. Он жужжал, и у него были длиннющие усы.

Но мама всё равно обрадовалась, что оно не схватило Яночку.

И вскоре у них снова был маленький светлячок, а спустя некоторое время опять малюсенькая личинка, и папа радовался, а у мамы сердце ликовало. Но папа уже начинал беспокоиться.

— Даже и не знаю, как мы их назовём. И куда их положим?

— Ну, имена-то мы какие-нибудь вспомним. И та комнатка во дворе пока ещё не занята.

А спустя некоторое время у них были и Крошка, и Яношек, и Яничек, и Святоянек, и Голубка. Было их десять у них: семь жучков и три личинки. Но Голубка была хроменькая на одну ножку. Не могла на неё даже наступить, но всё равно много бегала. А когда уже не могла, светлячки брали её на плечи и сами носили.

И они любили друг друга. Папа светил, мама вела хозяйство, а все десять светлячков бегали вместе. Мама смотрела им вслед, и сердце у неё ликовало. И Яночка их тоже любила.

— Идите, малыши, идите! У меня для вас работа есть.

И они её аккуратно делали, а она им что-нибудь рассказывала, а потом — и это понятно, что-то им давала.

— А теперь уже идите! Но как следует слушаться! Господь Бог любит только послушных светлячков.

И они уходили.

Светлячки учились летать — с крыши прямо к поляне и через всю поляну к дубу, и опять назад — а девочки-личинки смотрели, кто дальше. А потом у них появлялся аппетит, да такой сильный!

— Мама, мама, я есть хочу! — говорил Малявка. — Мы ещё не садимся ужинать? Я уже почти умираю.

— Ну, подождите, детки, подождите, пока папа придёт!

— Но, мама, ведь мы можем потом ещё раз поужинать!

И они поужинали, а когда прилетел папа, то с ним опять поужинали, и ничего с ними не стало. Но маленькие горшки для варки маме пришлось выбросить и купить большие. Зато девочки-личинки ей на кухне помогали, и когда она занималась дровами, то помогали все. Одни рубили, другие относили, а третьи ровно складывали. И дров у них было в избытке. А когда уже помогать было не с чем, бежали порезвиться.