Книга Ребята нашего двора. Вот это было лето! - Зента Эргле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто бы мог подумать! Наш Андрис — и вдруг такой мастер! — удивлялись ребята.
Приемник был особенный, не похожий ни на один из тех, что стоят у каждого дома. Андрис вложил его в простой фанерный ящик, у которого впереди было вырезано круглое отверстие. Это отверстие он затянул материей. Но сзади все было открыто, и там были видны лампочки, какие-то катушки и сплетения всяких проводов.
— Это громкоговоритель, а это выпрямитель. Тут вот трансформатор, а тут переменный конденсатор. Глядите, эти катушки я сам намотал, — Андрис гордился своими познаниями в радиотехнике. — Он и Москву принимает.
Андрис объяснил, как обращаться с приемником. Оказалось, это так просто, что даже Вовка быстро все понял.
— Вы знаете, что аппарат полагается зарегистрировать? — спросил полковник, когда после обеда зашел в штаб и осмотрел приемник.
— Я уже был там, но на мое имя не регистрируют. Мал еще, говорят, — пожаловался Андрис.
— Товарищ полковник, почему это так? — возмутился Алька. — Разве только у взрослых могут быть собственные приемники? Ведь Андрис сам его сделал.
— Я все улажу, — успокоил ребят полковник.
Начались игры. Вовка увлекся игрой в рич-рач. Каждую сбитую кость противника он сопровождал громким ликующим возгласом:
— Ага! Не путайся под ногами у советского солдата! Ага! Получил?
Потом все слушали музыку по новому приемнику.
— Кем ты будешь, Андрис, когда вырастешь? — спросил полковник. — Наверно, инженером?
— Я — инженером? Ну, нет, — с полной уверенностью ответил Андрис. — Я буду летчиком.
Оказалось, что все мальчики хотят стать летчиками. Даже Майгонис, который всегда мечтал о кораблях, теперь заколебался.
— А кто будет учиться на врачей, на учителей, на токарей, на трактористов? — спросил полковник.
— Пусть девочки учатся, — небрежно ответил Гунтис.
— Вот как? Разве девочки не могут быть летчицами? — воскликнула Мара. — Как же в «Записках штурмана» пишется про женщин-летчиц? Я тоже буду летчицей.
— Видите ли, друзья мои, каждый из вас прав лишь отчасти. Что получится, если все мальчики будут летать по воздуху, а девочкам будет разрешено только ходить по земле? Как ты думаешь, Гунтис? Мара права, девочки тоже могут стать летчицами. В нашей стране можно выбрать любую профессию. Но разве поэтому все должны стать летчиками? Хороших животноводов или, скажем, токарей ценят нисколько не меньше, чем летчиков. Главное — как каждый справляется со своим делом. В любой профессии можно стать Героем труда.
— Расскажите, пожалуйста, как вы стали летчиком, — пристали к полковнику ребята.
— Это длинная история, — начал полковник и пересел поближе к плите. — Когда мне было четырнадцать лет, началась гражданская война. Я тогда жил далеко от Москвы, в деревне, которая называлась Каменская. Это потому, что кругом поля были усыпаны камнями. Мимо деревни протекала речка, прозванная Каменкой. Речушка это небольшая, но быстрая, и текла она по дну глубокого оврага. Местами берега оврага обрывались стеной и прямо из этой стены росли деревья. За речкой начинались дремучие леса.
В этом овраге у нас, мальчишек, была потайная пещера. Попасть туда можно было либо сверху, спустившись по веревке, либо снизу, пробравшись через густые заросли кустарника. В пещере у нас хранились удочки, была куча сухих листьев вместо постели и еще кое-какие вещи.
Однажды после купания, когда мы грелись на песке, мой друг Тимка вдруг говорит:
Глянь, Миша (Миша — это я), какие следы. Здесь прошел чужой. У наших мужиков таких сапог нету».
На песке лежать приятно, вставать неохота.
«Чего мелишь попусту, откуда тут взяться чужому следу?»
А Тимка свое:
«Вон и вон», — тычет он пальцем. И верно: на мокром песке были ясно видны отпечатки кованого сапога, и шли они прямо к нашей пещере. Тут мы бесшумно, как кошки, — по следам. Видим: где сучок надломлен, где след на рыхлом песке, — значит, мы на верном пути. Подобрались к пещере — у меня сердце чуть не остановилось — в пещере лежит бородатый дядька, а рядом с ним патронташ и винтовка.
«Тимка, — шепчу я, — беги скорей в деревню, позови кого-нибудь из взрослых. И пусть на всякий случай захватит веревку».
Тимка убежал, а у меня сердце бьется, будто выпрыгнуть хочет. Что, коли наши подойдут, а он проснется да начнет стрелять? Хороший человек не полез бы в пещеру, а пошел бы в деревню. Тихонько, шажок за шажком, подобрался я к чужаку, схватил винтовку и патроны прибрал. Потом сам спрятался в кустах. Тут у меня страх как рукой сняло.
Прибежал Тимка, запыхался.
«Идут! — шепчет он мне. — Где винтовка?» — Я показал глазами на кусты, а Тимке тумака в бок — молчи!
Пришли наши, связали чужака и отвели в деревню. Он оказался белым разведчиком, которого заслали в нашу деревню.
Вскоре после того в Каменскую пришли белые, а мы ушли все через речку в леса. Отец, как и многие из нашей деревни, пошел в красные партизаны. Нас с Тимкой не принимали. Говорят: ни вояк из нас, ни стрелков не выйдет.
«А если б у нас была винтовка, тогда приняли бы?» — спросил я.
«Тогда пришлось бы принять», — ответил сосед наш Сидор: он тут был командиром.
Мы с Тимкой притащили винтовку и патроны того белогвардейца. Сидор очень обрадовался, потому что в нашем отряде было мало оружия.
«Ну, ладно, — говорит, — будете в разведчиках».
Так началась моя солдатская жизнь.
А летчиком я стал вот как.
Однажды в наш партизанский лагерь принесли раненого советского летчика. Нам с Тимкой поручили за ним ухаживать. В то время самолетов было очень мало, мне даже и видеть их не приходилось. Но летчик с таким восторгом говорил о полетах, что мы с Тимкой решили стать летчиками. Думали: свободные, как птицы, будем носиться в воздухе и бить врага.
Когда война кончилась, комиссар меня спросил:
«Кем ты хочешь быть?»
Я ответил:
«Летчиком».
«Хорошо. Будешь летчиком».
И послали меня учиться в Москву.
— А что с Тимкой?
— Тимка пошел в разведку в одну деревню, занятую белыми, и не вернулся. Позднее мы узнали, что его поймали и повесили. Тимка никого не выдал, умер, как герой.
На улице не то дождь, не то снег. Словом, слякоть. Близнецы, Майгонис, Вовка, Мара, Ильза и Андрис сговорились играть в свою любимую игру — в партизаны. Это означало: надо спуститься в подвал и вообразить, что ты находишься в каменоломне, как описано в только что прочитанной ребятами книге «Улица младшего сына». Все происходит в темноте, и это страшно интересно.
