Книга 9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери - Тома Фрэсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако черный список рос. В конце странной войны, которая длилась с сентября 1939 года по май 1940 года, не хватало уже шести товарищей. 16 апреля с задания не вернулся капитан Ло, очень опытный пилот. Он был госпитализирован в Бельгии, где его самолет разбился и загорелся. Командование должно было знать точные причины аварии, чтобы изменить тактику полетов. Поэтому Антуан де Сент-Экзюпери отправился в Бельгию под видом корреспондента газеты «Пари-Суар». Там он узнал, что его друга атаковали два вражеских самолета, от которых он не смог уйти. «Блохи» уже были устаревшими. И у пилотов создавалось впечатление, что их отправляли на автоматическую бойню. Он писал: «Конец мая, отступление, разгром. В жертву приносят экипажи, словно стаканом воды пытаются затушить лесной пожар». Эта война вернула ему неприятное ощущение абсурдности происходящего. Он потерялся на фоне всего этого разложения. Он скажет потом своей бывшей гувернантке: «Паула, это нелепая война. Война печальная и такая синяя. Я немного заблудился. Я открыл эту необыкновенную страну, уже старея. О! Нет, мне не страшно. Немного грустно, вот и все». Зрелище массового бегства огорчало. «Сейчас жгут деревни ради игры в войну», – считал он. А их если не сжигали, то сдавали одну за другой. И в этих людях, бежавших из родных мест, от того, что было для них привычным, он видел разрушение цивилизации. «И я с отчаянием взираю на это зрелище: долго ли может прожить стая саранчи, опустившаяся на асфальт?» Он видел детей, умирающих в этом мире, не несшем больше в себе ничего человеческого. Для описания всего этого у него не хватало слов: «Речь идет о шестимесячном младенце, который пока еще производит много шума. Но этот шум продлится недолго: рыбы без воды… Здесь нет молока. Здесь только железный лом».
Посреди всего этого всеобщего разложения он и его товарищи дразнили смерть на любом из заданий. И Сент-Экзюпери принял это. Если ему суждено было умереть за свои идеи, он умрет. Он волновался не за себя, а за Консуэло. Он писал своей матери: «Мамочка, чем дольше тянется война и чем больше от нее угрозы и опасностей для будущего, тем сильней во мне тревога за тех, о ком я обязан заботиться. Бедняжка Консуэло, она такая слабая, такая одинокая, и мне ее бесконечно жаль. Если она вдруг решит укрыться на юге, примите ее, мама, из любви ко мне, как свою дочь».
* * *
На самом деле, его опасения были оправданны. Война набирала размах. 10 мая 1940 года он узнал в Париже о нападении на Нидерланды, Бельгию и Люксембург. В ночь с 11 на 12 мая Рене Гавуалль засек движение бронированной техники в районе Арденнского леса, и это очень походило на попытку пересечения границы в самое ближайшее время. Он предупредил об этом командование, но никто не хотел верить, потому что военные эксперты заявили о непроходимости Арденнских гор. Таким образом, пересекая Маас, вражеские войска встретили лишь очень слабое сопротивление. Получилось молниеносное нападение и завоевание Франции. Отчаяние Сент-Экзюпери росло. Он вернулся в Париж и объездил всех высокопоставленных людей, которых знал. И вернулся встревоженным. Все, похоже, признали поражение. И он вынужден был констатировать, что оказался прав: оно было связано не с мощью нападения, а с крахом общества, отказавшегося от своих ценностей ради экономической логики, которая во всех своих расчетах позабыла о человеке. Но он продолжил борьбу, даже если бы ему суждено было остаться в одиночестве.
23 мая, в то время как авиагруппа 2/33 отошла к Орли, он вылетел на задание, связанное со сбором информации о тех силах, что имел противник в районе Арраса. По мнению всех, это походило на самоубийство. Но ему было все равно, и он полностью отдался выполнению задания. При подходе к Аррасу он и штурман Жан Дютертр потеряли сопровождение. Они оказались в одиночестве на высоте в 200 метров и стали идеальной мишенью для тех, кто находился на равнине. Засечь их было детской игрой для сил ПВО. И очень скоро они буквально утонули в шквальном огне. Десятки «бомб» разрывались рядом с их самолетом. Толчки подбрасывали его. Много раз они едва избегали смерти. Но вместо того, чтобы испугаться, он вспомнил о своих детских играх. Он писал: «Я и сейчас играю в рыцаря Аклена. Я несусь к моему огненному замку, медленно, но так, что дух захватывает». С того времени он познал все человеческие страдания и обрел мужество, чтобы их преодолевать. Чтобы полностью отдаться выполнению задания, чтобы принять, что жизнь постоянно преодолевает смертельные опасности, а он выходит из этого еще более сильным, словно закаленным болью. Потом он напишет: «Теперь каждый разрыв уже не угрожает нам: он нас закаляет». Он вел танец со смертью, ускользая от нее. Новый поток подхватил его. «Я превратился в источник жизни. Меня охватывает опьянение жизнью», – думал он. Это задание оставило отметины на его плоти. В нем он чувствовал себя еще более вовлеченным в строительство самого себя. В 15:30 он наконец вернулся в Орли и посадил самолет, изрешеченный пулями. Потом он напишет: «Стоило мне повернуть назад на одну секунду раньше, и я ничего бы не узнал о себе». За несколько часов этого полета он, казалось, узнал больше, чем за десять лет размышлений. Его переполняло чувство «чудесного родства». «Все этой ночью словно вступило в безмолвный сговор», – думал он. Какое-то океаническое чувство переполняло его и успокаивало. Он ощущал тайный заговор, который в каждый момент времени воссоздавал мир. Но он продвинулся не только в понимании человека, но и в понимании всей цивилизации и связи между людьми, о которой он догадывался, но пока не мог четко описать. Вот его слова: «Я с поразительной ясностью сознаю свою ответственность за эти незримые сокровища. Я выхожу из дома. Иду не спеша. Я уношу с собой это бремя, и оно не тягостно мне, а мило, словно на руках у меня спящий ребенок, прижавшийся к моей груди».
Он много раз потом вылетал на такие же задания, и каждый раз – с тем же чувством долга, с тем же ощущением необходимости, когда требовалось поставить свою жизнь на карту. У него создавалось впечатление изменения на краю жизни и смерти, в той точке, где возникающие проблемы дают почувствовать часовой механизм самого существования. Он потом скажет, что чувствовал себя «как рыба, что прогуливается по пляжу». Он закалял себя через страдание. Происходившие вокруг него события заставили проснуться его старую боль. 4 июня пал Абвилль, в то же время рухнул фронт в Суассоне. 9-го был занят Руан, и правительство покинуло Париж. Население, которое ни о чем не предупредили, продолжало танцевать и растерянно взирало на дым от пригородных складов горючего; в ближайшее время немцы пройдут по улицам столицы. 16 мая Поль Рейно подал в отставку и покинул свой пост в пользу победителя под Верденом маршала Петена. Сент-Экзюпери же категорически отказывался сдаваться.
* * *
Ему захотелось присоединиться в Северной Африке к генерау Ноге, желавшему продолжать борьбу. 20 июня он прилетел в Алжир на «Фармане 220», который был, как он сам потом признается, «почти украден». Этот самолет превратился в подобие Ноева ковчега. В него набилось примерно сорок человек. В основном это были пилоты. Они сидели сзади рядом с клеткой, в которой находились птицы и собака одного из членов экипажа. Впереди, на месте второго пилота, сидела Сюзанна Торрес, бывшая журналистка и будущая жена генерала Массю. Посреди всего этого беспорядка ее поразила выдержка пилота. Она потом написала: «Спокойствие Сент-Экзюпери удивило меня. В царившем вокруг возбуждении он сохранял самообладание снисходительного взрослого человека на фоне колготни детей»[51]. Для того чтобы показать ей, что его шкура закалена в испытаниях, он с хитрым удовольствием без остановки говорил ей о воздушных авариях и об итальянских истребителях, которые в Средиземноморье гоняли французские самолеты так, что болты вылетали, как пробки от шампанского. Конечно, их самолет долетел, и 21-го числа, так или иначе, он приземлился в Оране вместе со всем грузом и пассажирами. Там он получил приказ немедленно присоединиться к его авиагруппе, базировавшейся в Алжире.