Книга Час абсента - Нина Вадченко

— Не убивайся, — успокаивал ее Алекс, — на таких «тазиках», как твой «Weltklang», получить хороший звук почти невозможно. Все саксы этой дрянной фирмы сделаны из плохого металла.

— Ты знаешь, что такое для саксофониста потерять инструмент? Это как потерять руку или ногу.

— Лучше голову, — смеялся черствый Алекс.

— Скотина! — Тогда она первый раз назвала его скотиной. Как она была права! — Скотина, ты не понимаешь. Я свой саксик знала как пять пальцев. Мы с ним одно целое. Каждый клапан мне как родной. Мундштук притирается к губам годами.

— Я, как настоящая скотина, куплю тебе новый.

— Новый?! Любой новый сакс будет с тупым звуком. Я хочу свой, «раздутый» мною, вибрирующий вместе с моим организмом!

— Эх, нравятся мне такие жаркие бабы, — облизнул он плотоядно губы, — будешь у меня работать. Ты сможешь.

Зита дунула в блюдце снова, и Вера очнулась.

— То-то я смотрю, что у вас спирали против часовой стрелки раскручиваются. Это опасно, Вера Степановна.

— Какие спирали?

— Энергетические. Я же вам только что говорила, что у человека семь чакр. И у каждой своя энергетика.

— Я задумалась. — Вера покрутила головой и с удивлением отметила, что боль исчезла. Она так и не разгадала Зиту — шарлатанка или нет. Кажется, таблетку та ей не подсовывала. Куда же исчезла боль?

— Посмотрели бы вы, как уходила энергия из анахаты — сердечной чакры. И цвет темно-зеленый. А должен быть светло-зеленый. Сколько у меня сил ушло на работу с ней. Теперь спиралька закручивается, как и положено, по часовой. Чувствуете облегчение? Закройте глаза, направьте внимание в область сердца. Видите, видите, как воронка засасывает энергию? Смотрите! Смотрите!

Зита приказывала, Вера старалась, и ей показалось, что перед глазами медленно вращается спираль и уходит, уходит, ввинчивается в сердце мощный энергетический бур.

— Невероятно! — пробормотала Вера.

— Не открывайте глаза, теперь сосредоточьтесь на переносице, там, где третий глаз. У вас все получится.

— Какой третий глаз? — Вера открыла глаза и все испортила. — Не делай из меня просветленную. Третий глаз ощущают только избранные.

— Вы никогда не научитесь владеть собой. — Зита вернулась к чаепитию. — Слишком подвижные у вас эмоции. Вы как ртуть. А разговор с собой требует сосредоточенности, созерцания. В таком состоянии, как у вас сейчас, вы запросто могли убить Алекса.

— Какое у меня состояние?

— Взвинченное. Я вас немного подлатала, но…

— Не говори ерунды! — Вера резко встала из-за стола и опрокинула чашку.

— Ай-ай-ай! Ртуть, чистая ртуть! — Зита кинулась за тряпкой, а Вера схватила катившуюся к краю стола чашку и теперь не знала, что делать.

Когда лужу вымакали тряпками, Зита вытянула руки в сторону гостьи и зашептала какие-то заклинания.

— Не шамань, — Вера засмеялась, — у тебя такой глупый вид.

Зита послушно опустила руки и тоже принялась смеяться.

— Попили чайку! Поняла: вам, Вера Степановна, лучше не наливать.

— Ты серьезно так думаешь? — вдруг спросила Вера.

— О чем это вы? Насчет убийства? — Зита перестала смеяться, встала, прошлась по комнате, взяла в руки статуэтку и поднесла ее прямо под нос гостье.

— Снова шаманишь. — Вера сердито отстранилась. Зря она пришла сюда. Лучше бы ходила с головной болью, чем теперь выслушивать подозрительные намеки. — Что ты себе вообразила, Зита-всевидящая?

— У вас слишком сложные сны, Вера Степановна, смотрите на мир проще, так легче. Это статуэтка богини Шамирам, в армянской мифологии — богини любви и сладострастия. Шамирам возжелала, чтобы ее мужем стал властелин Армении, а когда тот воспротивился и все ее ухищрения добиться взаимности оказались тщетными, она убила его. Вот такая она, богиня Шамирам.

Вера буравила глазами статуэтку Шамирам и не знала, как ей повести себя. Разозлиться? Рассмеяться? Убить эту нахалку, которая так бесцеремонно, в лоб, называет ее убийцей?

— Я не убивала Алекса, — вконец растерявшись, пробормотала Вера.

— Да никто и не обвиняет вас, Верочка Степановна, извините. Конечно, не убивали, но могли. Я к тому, что каждый из нас может убить, если его припереть к стенке. Я уж точно убила бы. Мы в этом страшном мире только жертвы. Зря говорят, что жертва — это кого ножом пырнули. Настоящая жертва — это убийца. Его довели до состояния убийцы. Человек не рождается преступником. Его калечат, делают ему больно, заставляют страдать — он и ломается. А легко ли жить сломанной куклой?

— Замолчи, Зита, ты тут смешала правду с кривдой. Все в кучу свалила. Тебя не разберешь. Шамирамишь тут на полную, а я у тебя в виде подопытной крыски, да?

— Нет, я только хочу, чтоб вы поняли. Убил тот, кто не мог не убить. Например, из-за любви или сладострастия. Это все.

— Я и без тебя это знаю. Как, говоришь, зовут богиню?

— Шамирам. Надо найти Шамирам.

Вера Степановна успокоилась и зачем-то погрозила Зите пальцем. Пора было идти на работу, она ведь теперь начальник.

* * *

Пенсионерка пенсионерку всегда поймет. Особенно когда встретились случайно и разговорились невзначай. А времени у старости «на поговорить» предостаточно.

— Подайте мне другую булку, помягче. — Старушка приросла к прилавку намертво и узловатыми пальцами недовольно мяла хлеб.

— Женщина, вы третью булку перебираете, — продавщица закипала, — проходите, не мешайте работать.

— Мне помягче, жевать черствую нечем, вон ту, в уголке лежит.

— Хлеб весь такой, вечерний. — Продавщица решила найти поддержку. — Слышишь, Валь! — Она обратилась к молодой, ярко накрашенной блондинке за соседним прилавком. — Делать им, пенсионерам, нечего!

У той был полный штиль, и она лениво полировала ногти.

— Нервы только мотают, — отозвалась блондинка.

— Какой привезли, такой и продаю!

— А ты подай, я сама попробую, вон ту.

— Женщина, не хотите — не берите, дайте спокойно работать продавцам. — Валька решила размять глотку. — Мы не хлебозавод! Сами его не делаем. А вы ходите, работать мешаете!

— Ты чего раскричалась, пигалица! — вступилась за пенсионерку такая же пенсионерка, только побойчей. — Мы войну пережили! Твоих родителей рожали и воспитывали, а ты орешь! Где ваша жалобная книга?

— Женщина, какая жалобная книга, их сейчас ни в одном магазине нет. — Продавщица хлебного перешла на вежливый тон. — Какую вам булку показать, эту?

— Нет, рядом, рядом, да рядом же, да!

Валька заткнулась и предпочла удалиться в подсобку.