Книга Пресс-центр. Анатомия политического преступления - Юлиан Семенов

Когда он начал работать в Центральном разведывательном управлении, при Аллене Даллесе еще, ритм работы увлек его; он свято верил, что все, исходящее из Лэнгли, посвящено одному лишь: борьбе за демократию, за идеалы свободного мира, против красной тирании, которая методично, не останавливаясь ни на день, пульсируя, разрасталась, проникая во все регионы мира.

После того, как Даллес заметил его — Вэлш был привлечен к разработке операции против Кастро на Плайя-Хирон, дело планировал лось лично им, хотя Кеннеди понимал, что тот возражать не станет, тем не менее он привык свои коронные операции замышлять и разрабатывать единолично, — рост молодого разведчика стал стремительным. Когда Даллес после провала его операции вынужден был уйти, ибо Кастро неожиданна для всех — легко и убедительно победил, борьба против интервентов оказалась воистину всенародной, надежда на выступление оппозиции не оправдалась, он рекомендовал Вэлюа своему преемнику; директоры могут (и должны) меняться, служба не имеет права на прерывание.

Вэлш перешел в тот сектор, который организовывал надежные крыши для "благотворительных фондов"; его личным детищем был фонд "Американские друзья Среднего Востока". Поначалу газетчики — в глубине души он восторгался ими, ненависти в нем не было, "пусть победит сильнейший", а он себя слабым не считает, состязание угодно прогрессу — получили информацию, что фонд финансирует Кэйлан, и это было правдой, нежелательной правдой, ибо люди знали, что еще со времен войны тот был "богом финансов" и проводил головоломные операции по финансированию акций ОСС[10]в Мадриде и Португалии, под боком у нацистов… Тогда-то он завязал довольно прочные связи в Северной Африке, оттуда с Ближним и Средним Востоком; был создан тайный пул-сообщество финансистов и промышленников, в основном, из Техаса, которые заинтересованы в надежных контактах ЦРУ, рассчитывая получать точную информацию из первых рук, Лэнгли надежнее страховой компании, самой мощной; деньги потекли рекою, Вэлш легко платил, перекупая на корню редакторов газет, местных шейхов, вождей племен, генералов; скандал в прессе удалось замолчать; ему пришлось поработать над операцией "прикрытия", поднять все материалы; его подчиненные — он это поначалу чувствовал, лотом лишь убедился в правоте своего ощущения — не хотели отдавать всего, кое-что берегли, утаивали, и не столько из корыстного интереса, такого рода данных Вэлш не сумел получить, не пойман — не вор, сколько из соображений оперативной целесообразности на будущее. Однако он подсчитал, какую прибыль извлекли из "фонда" три нефтяные компании Техаса — более семидесяти миллионов долларов; эта сумма показалась Вэлшу астрономической, и тогда впервые родилась мысль: "А ведь вот на кого я работаю… Что означают мои скромные сто тысяч в год в сравнении с их десятками миллионов?!"

Потом, когда он стал начальником отдела и разрабатывал "вариант" под кодовым названием "Соло" ("вариантов" было четыре), его был признан наиболее точным: завербованный среди ультраправых военных офицер организовывает покушение на премьера Италии, документы о том, что он на самом деле тайный коммунист, сразу же уходят в газеты, купленные ЦРУ; скандал начинает разрастаться, начата кампания по "нагнетанию кризисной ситуации", обывателя пугают неотвратимостью коммунистического путча и военной интервенцией Москвы; после этого особые подразделения военной контрразведки арестовывают лидеров коммунистов и социалистов, к власти приходит правительство военных, игра сделана.

Когда план этот стал трещать — и не по вине Вэлша и его аппарата, но ввиду утечки информации в Риме, — пришлось еще раз провести срочную операцию "прикрытия"; было имитировано самоубийство полковника Роока, руководившего ключевым отделом военной разведки. Главный свидетель устранен, все, что будет потом, неважно.

Анализируя причины неудачи "Соло", Майкл Вэлш пришел к выводу, что свара американских финансистов, нацелившихся на итальянские рынки, столь очевидна, страсти так накалены еще бы, в игру вложены огромные деньги, — дилеры на биржах так затаились перед началом "Соло", что провал можно было предполагать. И Вэлш второй рай подумал о несправедливости мира: победи он в Риме, никто об этом все равно не узнал бы, во всяком случае, в этом столетии, да и личного выигрыша нет, в то время как банки Уолл-Стрита положили бы в свои сейфы сотни миллионов долларов.

И, когда ему удалось одержать победу в Греции и привести к власти "черных полковников", Вэлш впервые намекнул директору "Бэнк интернэшнл", который передал в "Фонд свободы и спокойствия Средиземноморья" триста тысяч долларов перед началом операции в Афинах, что "люди моего аппарата должны быть заинтересованы в конечных результатах своего рискованного и благородного труда".

Его поняли и передали чек на сто тысяч долларов для того, чтобы "мистер Вэлш смог отметить наиболее достойных рыцарей разведки".

Во время подготовки операции в Биафре Вэлшу подсказали, куда следовало вложить деньги, какие фирмы могут получить прямой профит от успеха внешнеполитической операции США, планируемой ЦРУ; он купил акции на пятьдесят тысяч долларов; прибыль оказалась, по его масштабам, громадной — двести сорок процентов.

Однако при разработке комбинации, когда компьютеры исследовали все заготовленные "варианты", он убедился, что его прибыль смехотворно мала, ибо те фирмы, которые ему даже не были названы, получили семьсот двадцать четыре процента прибыли. Именно тогда он и пришел к мысли (ворочалась она в нем еще со времен "Соло"), что ставить на одну силу нецелесообразно, надо играть. Рискованно? Бесспорно. Но кто выигрывает не рискуя? Перераспределение доходов не санкционировано законом, тем не менее им же, законом, и не запрещено, а понятие "взятка" к людям, поднявшимся на верхние этажи власти в Лэнгли, неприложимо, честь мундира превыше всего.

Он приехал в Лэнгли ровно к девяти, сразу же попросил секретаря приготовить кофе, осведомился, как здоровье его сына — мальчик температурил уже вторую неделю, хотя был весел, подвижен и не жаловался на боли; пообещал устроить консультацию у профессора Рэбина — великолепный педиатр, любит детей, но не сюсюкает с ними и совершенно не старается угодить родителям, потому-то и ставит великолепные по своей точности диагнозы, — устроился на диване и начал просматривать срочную информацию, пришедшую за ночь.

Московская резидентура не сообщала ничего интересного; после того, как люди КГБ разоблачили наиболее ценного агента Трианона, оттуда шли слухи, сколько-нибудь серьезной информации не поступало. Довольно любопытные новости передавал резидент в Каире, надо бы сразу отправить телеграмму в Тель-Авив, перепроверить, возможна комбинация, вполне перспективная. Сообщения из Центральной Европы он проанализировал особо тщательно, главным образом, информацию из Ниццы, Берна и Палермо, посвященную, казалось бы, событиям, не имеющим сколько-нибудь серьезного значения: реакция на гибель Леопольдо Грацио и подробный отчет о передвижениях людей, завязанных на окружении крупнейшего кинопродюсера и бизнесмена Дона Баллоне.

После этого он позвонил в шифроуправление, спросил, отчего нет новой информации о Гаривасе, пригласил к себе начальника сектора, ведавшего разработкой данных по биржам, обсудил с ним вероятия, допустимые в связи с ухудшением обстановки на ирано-иракской границе, забастовками в Чили и экономическими трудностями Гариваса, вызванными тем, что приостановлена реализация энергопроекта, задуманного полковником Санчесом; на ленч он пригласил одного из руководителей отдела валютного управления по контролю за иностранным капиталом, порекомендовал ему (сугубо доверительно) немедленно потребовать ареста активов Грацио, поскольку вполне проверенные источники полагают, что он обанкротился, в этом-то и причина самоубийства, а уж после, вернувшись в кабинет, снял трубку телефона, который связывал его с директором, и, заранее прокрутив предстоящий разговор (исходя из анализа психологического портрета своего шефа), сказал, затягиваясь сладкой, сделанной на меду "лаки страйк":