Книга Нежный ангел - Ли Бристол

Энджел Хабер была первой женщиной, которую он не мог расположить к себе парочкой вежливых слов, первой женщиной, которая не смягчалась, когда он ей улыбался, первой женщиной, которая так долго и так сильно сопротивлялась, — первой после ее матери. Но Консуэло — это другое дело, это всегда было совсем другое дело. Энджел — это просто девушка, вспыльчивая, ругающаяся плохими словами и в чем-то даже опасная. Однако он ловил себя на мысли, что часто гадает, что бы ему такое совершить, чтобы ее глаза заискрились, когда она на него взглянет, и как сделать так, чтобы она смеялась так же, как она смеется сейчас. А еще он недоумевал, почему внезапно для него стало так важно, чтобы она перестала ему лгать.

Может, это произошло потому, что Энджел показала ему, какой, возможно, была Консуэло, пока Кэмп Мередит и прожитые годы не собрали свою дань. Может быть, это было что-то другое. Но поездка, которая начиналась как ненавистная обязанность со слабой надеждой на удовлетворительный исход, приобретала новое качество, становясь для него чем-то вроде вызова. Просто потому, что ему нравилось видеть улыбку Энджел.

Когда вечером они пошли в вагон-ресторан, у них было хорошее настроение, а еда очень сильно отличалась от той, какую они ели накануне в гостинице. Джереми говорил о переменах, которые произошли в железнодорожных перевозках за последние двадцать лет, и рассказ старика увлек Адама. Когда Энджел просматривала меню, ее глаза округлились, и она заказала себе семь блюд, начиная от имитации черепашьего супа и кончая двумя десертами: сладким кремом с персиками в бренди и куском шоколадного торта. Этот кусок торта оказался таким большим, что почти вываливался из стеклянной тарелки, на которой он был подан. Когда она заказала себе второй стакан вина, Джереми сделал ей выговор, а она скромно потупилась, но Адама этот спектакль не мог ввести в заблуждение. У него появилось чувство, что она держит свой бокал со спиртным не менее умело, чем мужчины, и это показалось ему забавным.

От внимания Энджел не ускользнул тот факт, что Адам целый день смотрел на нее изучающе, но ей было все равно.

Пир и веселье вокруг обострили ее чувства; она хотела все попробовать, все прижать к своей груди с жадным восторгом, и никто — даже Адам Вуд — не мог помешать ей наслаждаться тем миром, который перед ней открывался. Джереми тоже был счастлив, он целый день ни разу даже не кашлянул. Адам, несмотря на то что был не в состоянии оторвать от нее глаз, к обеду слегка ослабил бдительность. Когда он оставил их с Джереми, чтобы пройти в вагон для курения, это было как публичное признание ее свободы, и Энджел воспрянула духом.

Она сидела за столом напротив отца, маленькими глоточками отпивая кофе, но взгляд ее снова и снова падал на сложенные банкноты, которые Адам оставил на столе для официанта. Когда Джереми объявил о своем намерении отправиться спать, Энджел встала, чтобы проводить его в спальный вагон. Но перед тем как выйти из-за стола, она быстро смахнула рукой сложенные купюры и незаметно засунула их в свою сумочку.

Когда Энджел начала учиться азартным играм, она делала это только ради денег. Первой и главной причиной, почему она садилась за стол для игры в покер, было желание добыть хлеб и мясо для обеда… но с течением лет, так постепенно, что она почти не заметила, как это случилось, к этому добавился новый элемент. Когда она брала колоду карт и смотрела в глаза своих партнеров за столом, она чувствовала себя солдатом на войне и точно знала, как эту войну выиграть. Она встречала противника на своем поле и всегда выходила победителем. Ей помогала какая-то неведомая сила. Ей доставляло удовольствие, когда в ходе игры во взглядах партнеров, которые поначалу разглагольствовали на тему мужчин и женщин, постепенно появлялось уважение к ней. Она любила наблюдать, как они изо всех сил стараются сосредоточиться на игре, когда она пожимала плечами или вскидывала голову. И ей нравился звон монет, когда она сгребала их со стола, ей нравилось ощущать их в своих ладонях. Но больше всего ее завораживала власть, возбуждение, непоколебимая уверенность в том, что из этой игры она обязательно выйдет победителем.

Сегодня ей не нужны были деньги. Если в Сан-Франциско все пойдет хорошо, ей никогда не придется больше играть. Но как голодный ребенок, случайно оказавшийся на пиршестве, начинает набивать карманы печеньем, так и она не могла упустить ни одной возможности. Сегодня ей нужна победа… и что-то еще.

Потому что, когда она вошла в элегантный вагон-ресторан с резным потолком и мерцающими люстрами, с чернокожими официантами в белых пиджаках, снующими взад и вперед, выполняя капризы богатых клиентов, она почувствовала себя частью этого общества, она ощутила свою принадлежность к этому кругу. И синее дорожное платье, и скромная сеточка для волос исчезли, и в ее воображении она была одета в ярко-красное атласное платье с турнюром и шлейфом, с большим декольте в форме сердца и с бриллиантовым ожерельем на шее. Ее волосы были забраны вверх и украшены жемчужинами и перьями, на руках красовались длинные белые перчатки. Когда она вошла в вагон, все замолчали, и все головы повернулись в ее сторону. Они видели красоту, они видели богатство, они видели власть.

С высоко поднятой головой, в синем дорожном платье Энджел вошла в буфет, с невозмутимым видом скользнув взглядом по толпе — не с улыбкой, а лишь с намеком на нее.

Разговоры не прекратились, но некоторые мужчины стали заикаться. Официанты в замешательстве поглядывали друг на друга. Да, мужчины провожали ее взглядами, кто-то восхищался ею, кто-то смотрел раздраженно. Здесь больше не было других женщин.

Энджел посмотрела на одну группу людей, затем на другую. Некоторые мужчины были старыми, другие — молодыми. Некоторые были одеты в темные пиджаки или городские костюмы, кто-то был одет небрежно, как Адам. Но у всех у них были деньги, и они были готовы их потратить.

Краешком глаза она видела, как один из официантов нерешительно направился к ней, но незнакомец за столом справа остановил его, сделав ему едва заметный знак рукой. Он улыбнулся ей, и она подошла к столу.

Когда она остановилась перед тремя мужчинами, они вскочили со своих мест.

— Господа! — проговорила она. — Добрый вечер. Я хотела бы узнать, интересуется ли кто-нибудь из вас игрой в покер?

Кто-то выдвинул стул для нее.

* * *

Адам не понимал, почему он так долго не мог вычислить, куда она исчезла. Он не стал тратить время на расспросы проводника в спальном вагоне; даже при коротком знакомстве он ее слишком хорошо знал, чтобы предположить, будто она способна так рано уйти, чтобы заняться каким-нибудь женским делом. Он искал ее в вагоне-ресторане, вагоне-гостиной, обзорном вагоне и на наружной площадке.

Не найдя ее ни водном из этих мест, он все больше и больше злился на себя. В его обязанности не входило ее охранять, а она едва ли могла соскочить с поезда. Но он не забывал, какой по-детски непосредственной и доверчивой она выглядела в этот день, как горели ее щеки и как сияли от возбуждения ее глаза. Он помнил о двух головорезах, от которых им удалось отбиться, и о том, как она могла привлечь к себе внимание, даже просто проходя мимо по комнате. Он думал о том, как мало в ней оказывалось здравомыслия, когда дело касалось ее безопасности, и о том, какие сомнительные личности занимают дешевые места в хвосте поезда.