Книга 50 & 1 история из жизни жены моего мужа - Екатерина Великина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да-да, мне очень нравится это.
– Свободная от трикотажа грудь…
– Должно быть, не слишком красиво.
– Что именно?
– Ну, когда вы еще были в корсете, у вас была большая грудь. Большая грудь в трикотажном бюстгальтере выглядит не очень, но это ваше дело… Если вы, конечно, опять не ошиблись…
– Нет, я не ошиблась. У меня очень красивая грудь. Я вообще могу ходить без бюстгальтера.
– И напрасно. Обвиснет. Моя первая жена после родов имела неосторожность отказаться от этой части туалета. Ей было, видите ли, так удобней кормить.
– Но так действительно удобнее кормить.
– Боже мой, у вас есть ребенок?
– Какое это имеет значение?
– Что вы! Молодая мать – это так сексуально.
– Никогда бы не подумала. А впрочем…
– Да-да. Мне очень нравится это. Вы сидите на стуле в вязаной майке и джинсах на бедрах. Ваша огромная, чуть обвисшая грудь лежит в трикотажном бюстгальтере. В соседней комнате спит ребенок.
– Звеня браслетом, я медленно расстегиваю молнию и…
– Да снимите уже этот чертов браслет, вы же его разбудите!
– Кого?
– Малыша. Грудные дети очень чувствительны к посторонним звукам.
– М-м-м… Я снимаю браслет и чувствую, как мои бедра сводит от желания.
– Нелогично, но…
– Ширинка уже расстегнута, и джинсы падают на пол.
– Уже лучше.
– Вы подходите сзади, и я чувствую ваш запах.
– Так-так, я начинаю возбуждаться.
– Вы входите резким толчком, так, что я замираю от неожиданности.
– Да-а-а.
– Оно мягкое, упругое, влажное и серое.
– Да-а-а.
– Оно вас обволакивает. И вы входите глубже и глубже.
– Да-а-а.
– Двадцать миллиардов нервных клеток содрогаются от ваших движений.
– Да-а-а, мне нравится это.
– Через левое в правое, пронзая мозжечок.
– Да-да, пронзая…
– По влажности взад и вперед.
– Взад и вперед, взад и вперед…
– Вы кончаете резко и мощно, так же как и начали. Сперма льется из моих ушей и глаз.
– Да-а-а-а…
– И мне не надо глотать, потому что она уже внутри.
– Да-да, не надо…
– …Взрывается от переполненности, всеми своими двадцатью миллиардами нервов.
– Да-а-а, взрывается… Хм… а что вы будете делать с образовавшейся дырой?
– М-м-м… Наверное, куплю шиньон.
– М-м-м… Но это так неполезно!
– Ну придумаю что-нибудь еще.
– Может быть, вам все-таки дать телефон моего врача?
– В другой раз. Увы, в другой раз.
– Спасибо вам, Анжела.
– Не за что. Звоните нам еще.
– А все-таки запишите телефон, он недорого берет…
«Не на кого пенять», – понимаю я, разглядывая кривую ухмылку, расплывшуюся над куском оторванных от стены обоев. Если бы кто-нибудь заставил меня вывести формулу Ф., получилось бы нечто вроде:[(папинька + маминька) – положительные черты]х 10.
А если добавить к этому чуток дедушкиного прищура, капельку бабушкиной нелогичности и пятнадцать кил детской дури, то нет сомнений – получится именно мой ребенок.
И ведь как удивительно вышло: если и у меня и у Димы есть хорошие качества (ну ежели, конечно, как следует присмотреться и взять самую большую лупу), то у маленького Ф. их или нет вовсе, или есть нечто гипертрофированное.
Например, самостоятельность.
Ну вот папинька у нас самостоятельный – дальше некуда. Вчерась прошу у него лампчку в ванной над зеркалом поменять: темно, прыщей не видно и вообще. Точнее, вру – две недели назад прошу поменять, а вот вчерась выпадает счастье. И что вы думаете? Правильно. Было у меня в ванной три лампочки, из которых одна перегоревшая, а теперь ни одной. Нуда, с напряжением не рассчитал – ввернул большей мощности, так что вся сеть перегорела. Да, заменит. Через неделю-другую. Не, если по большому счету, Дима умеет все или практически все. А если не по большому, то благодати хрен дождешься, и предпочтение отдается тем делам, которые ему нравятся.
С малышом Ф. то же самое. Фраза «Мам, я фам» появилась в нашем доме месяца эдак четыре назад. Как и всякая неопытная мать, я на данную фразу молилась и всячески радовалась ее появлению. (Сейчас будет слово «х…».) X…
Увы, он не начал убирать игрушки, вытирать пыль и варить обеды. Фамофтоятельность – такая хитрая штука, что проявляется только в исключительных случаях по велению левой пятки.
Например, если утром по кухне плавают коты, носки и фантики, то можно сделать только два вывода:
1. Какой-то кретин на букву «Д» забыл запереть двери.
2. Тимофей Дмитриевич – душка – решил вымыть посуду. Разумеется, «фам».
Или вот в прошлый раз полы драила. Пол у меня из светлого ламината, так что мыть приходится часто, чуть ли не через день. В противном случае вид такой, как будто мы тут не только убиваем, но разделываем и консервируем.
И вот мою я, мою, и наконец, когда все вроде бы чисто, отправляюсь в сортир с газеткой. Через десять минут возвращаюсь и соображаю, что неплохо бы еще раз посетить клозет, в противном случае не донесу. Весь коридор и кусок пола в детской покрыты толстым слоем коричневатого жира. Ну да, дитя вымыло полы грязной посудной губкой. Вполне фамофтоятельно и не без усердия…
Или вот выражение «черт с письмом» никогда не слышали? Лично я, когда кто-нибудь произносит эту фразу, все время представляю себе крохотного чертика с хвостом-запятушкой и огромным конвертом под мышкой, который несется черт знает куда, подпрыгивая на кочках. Счастье лицезреть потустороннее получилось два месяца назад, когда некто Ф. решил, что теперь он будет не только «фам» ходить на горшок, но и самостоятельно выливать содержимое горшка в унитаз.
Скажу вам честно: каждый раз, когда я вижу его перепрыгивающим через сортирный порог с ночной вазой на вытянутых руках, мои внутренности болезненно сжимаются, и… И все. Самая главная фишка в фамофтоятельности – это то, что она должна поощряться.
– Спасибо тебе, сынок, – говорю я, вытирая пол от жира, убирая воду или стирая какашки со стен. – Большое тебе человеческое спасибо, мой сынок.
К счастью, сынок еще плохо разбирается в мимике, а оттого мои сжатые скулы, сведенные брови и некоторая вытаращенность во взоре списываются на радость от «посильной помощи».
