Книга Черный мел - Кристофер Дж. Эйтс

— Легче всего свалить все на родителей, — заметила Касси. — Кстати, по некоторым меркам, четверо родителей — довольно скромно.

Все замолчали, Касси опустила голову и медленно прислонила кончик сигареты к краю пепельницы. Дождавшись, когда на кончике образуется аккуратный конус пепла, она снова затянулась.

Чад одновременно жалел Касси и немного завидовал ей. Он часто представлял, что он — сирота, усыновленный в младенчестве. Не сын фермера-свиновода, а тайное дитя интеллектуала, писателя-бабника или ученого, погибшего во время рискованного эксперимента. В своих фантазиях он не представлял миллионера своим отцом. Ему только хотелось понять, почему он так не похож на остальных членов семьи. Вот о чем он мечтал. Когда-нибудь мать признается ему: у нее был роман на стороне, что фермер на самом деле не его отец, их физическое сходство ничего не значит, это просто совпадение. Все, что угодно, лишь бы не быть его сыном…

Чад завидовал новым друзьям даже из-за того, что у них у всех родители развелись. Как, наверное, интересно жить на два дома, с расколотым прошлым. У них есть причины быть интересными, а у него есть только предлог, чтобы быть скучным.

Касси вскинула глаза на Джека, лукаво улыбнулась и, пуская дрожащие колечки в сторону Джека, сказала:

— Говорят, если пускаешь дым в лицо мужчине, значит, он тебе нравится. Как, по-твоему, Джекки, это верно?

Джек преувеличенно закашлялся и начал руками отгонять от себя дым.

— По-твоему выходит, если насрать кому-то на голову, значит, ты его по-настоящему любишь… — ответил он. — Кстати, как продвигается творчество самой богемной поэтессы в Питте?

— Стихи выскакивают как пулеметные очереди, — бодро ответила Касси. — Так несутся дикие жеребцы в брачный период.

— Сколько ты уже сочинила?

— Кто их считает?

Джек изобразил изумление:

— Полагаю, ты, Касси. По крайней мере, такие у меня сведения из надежных источников. Если только ты не врала, чтобы поинтересничать.

Касси наморщила нос — носик у нее был короткий, в веснушках.

— Терпеть не могу интересничать.

— Значит, правду говорят, — не унимался Джек, — когда напишешь пятьсот стихов, ты покончишь с собой?

— Если отвечу да, у тебя встанет?

— Я просто стараюсь отделить правду от обычного студенческого трепа. У нас столько болтают, нельзя доверять каждому. Правда, ты изучаешь английскую литературу, так что положение обязывает, как бы заключила договор с музами. — Джек замолчал в ожидании ответа.

— Иди-ка подрочи, Джекки, может, полегчает, — ответила Касси с деланым равнодушием.

— Значит, твой ответ «да». А если учесть римские цифры, мы придумали для тебя особое прозвище. Мы будем звать тебя Дэ. «Дэ» обозначает пятьсот. И заодно «дурь».

Чад внутренне сжался. Ему не хотелось, чтобы эта девочка думала, будто и он вместе с другими тайно обсуждает ее, повторяет сплетни, придумывает обидные прозвища.

— Мне нравится! — Дэ захлопала в ладоши. — Да, Дэ! Поддерживаю и одобряю. Ну а я буду звать тебя Джекки. Как Джекки Онассис. У тебя такие же широко поставленные глаза, как у нее, и печать трагедии, которую ты распространяешь на всех, кто тебя окружает. И когда я вернусь к себе в комнату, я напишу стихотворение о тебе, Джекки-о! Мой самый первый в жизни лимерик.

Джек уставился в потолок и сказал:

— С Джекки-о ничего не рифмуется.

— Ральф Мачио! — встрял с пола Марк. — Актер из «Малыша-каратиста».

— Нет, не то. — Дэ покачала головой и в порыве вдохновения принялась ломать пальцы. — Лимерик будет начинаться примерно так: «Жил Джек недалекий и грубый…»

Джолион постучал костяшками пальцев по прикроватной тумбочке:

— Лично я могу слушать вашу перепалку хоть всю ночь. И я точно знаю: Джек способен продолжать до бесконечности. Но сейчас настало время поговорить об Игре.

XXI.Рано утром я вижу чашку на тарелке для завтрака, в ней лежит спичка. За несколько минут мне удается расшифровать мнемоник.

Чашка — чай. Спичка — пожар. Пожарная лестница!

Утром я выхожу завтракать на шаткую площадку пожарной лестницы, я чувствую себя туристом, который наслаждается вкусным завтраком в отпуске, пользуется редким случаем, когда можно неспешно и с удовольствием поесть в ожидании радости грядущего дня.

Сосед из дома напротив тоже завтракает на пожарной лестнице. У него есть шезлонг, в нем он сидит без носков, разгадывает кроссворд и пальцем подбирает крошки от круассана. И вдруг до меня доходит — так и я вел себя три года назад, до того, как задернул шторы и закрыл жалюзи. Мы с ним даже здоровались, если сидели на лестнице одновременно. Сосед замечает мой взгляд и наклоняет голову, как будто приятно удивлен моим появлением. А потом поднимает чашку. Я отвечаю тем же. Мы улыбаемся. Потом сосед снова углубляется в кроссворд. Я чувствую, как в мою грудь вливается новая сила.

Неожиданно мое настроение меняется. Я вспоминаю вчерашний сон. Нас снова было шестеро. По-моему, я уже много лет не видел во сне нас всех вместе.

Сны бывают грубыми и неумолимыми, они размывают едва ощутимые оттенки «почему» и «для чего», лишают причинно-следственные связи их сложности. Во вчерашнем сне все происходит исключительно по моей вине, она тычет в меня пальцем в виде простой, тупой метафоры. Во сне я держу ружье и, защищаясь, нажимаю на спусковой крючок. Игра окончена.

И я просыпаюсь, как обычно, и снова вижу перед собой их лица.

Жертва. Мать жертвы.

Я чувствую, как ее руки обнимают меня. Вижу слезы, бегущие по ее лицу, она благодарит меня и говорит, каким я был хорошим другом. И я принимаю ее благодарность. Правду приберегаю для себя. И чувство вины поглощает меня. Сжимает хватку. Вина — это узел, который никогда не распутать.

XXII(i).В конце разговора об «Обществе Игры» Эмилия предложила начать игру не сразу, а немного подождать. Чад возразил без особых признаков неодобрения в голосе, хотя чувствовал себя как ребенок рождественским утром, которому разрешат открыть подарки только перед обедом. Он объяснил, что пробудет в Питте всего год, поэтому начать лучше прямо сейчас. Эмилия, в свою очередь, сказала: но ведь это их первый семестр в Оксфорде, и ей хочется вначале испытать все радости новой университетской жизни. Решили провести открытое голосование. Джолион примкнул к Чаду, но вдвоем они проиграли первое голосование в группе.

XXII(ii).С Длинным, Средним и Коротышкой они встретились в маленьком кафе, где на завтрак подавали жирную колбасу с хорошей жареной картошкой. Джолион, Чад и Джек пошли вместе. Чад казался себе полководцем на разработке плана битвы.

Во время переговоров они ели, больше всех говорили Длинный и Джолион.

Длинный начал с извинений. «Общество Игры» выдвинуло еще одно условие, о котором по оплошности он не упомянул раньше. Они оставляют за собой право предложить одно задание. В одном-единственном случае «Общество Игры» само назначит задание проигравшему. Когда это произойдет, будет объявлено позже, в подходящий момент. Длинный заверил участников: от них не потребуют ничего противозаконного, и им не придется нарушать правила Игры или идти наперекор ее духу.