Книга Самые страшные войска - Александр Скутин

На пограничном КПП солдат понимающе хмыкнул, когда прочитал в моей путевке «груз — картофель» и увидел пустой кузов. Впрочем, ему до лампочки, к режиму погранзоны это не относится. И мы поехали дальше, по дороге минуя примечательные места: Чертов поворот, Смерть-гору. Много лесовозов перевернулось на этих сопках.

Когда проезжали Тунгозеро, навстречу нам, чуть не под колеса маза, кинулась пожилая женщина с воплями:

— Ой, рятуйте, люди добрые, убивают! Караул!!!

Лоб у нее был рассечен, по лицу текла кровь. За ней гнался мужик ханыжного вида с внушительным дрыном и зверской мордой. Он орал женщине:

— Убью, сука лагерная! Куда заначку дела?! Крысятничаешь, падла!

Мы с Серегой посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, приняли единственно правильное решение. Я выполнил экстренное торможение, и мы выскочили из машины. Мужик-алкаш с размаху налетел на кулак Сереги и грохнулся на землю. Видимо, поскользнулся. Пытаясь его поднять, мы нечаянно уронили его снова. И так несколько раз подряд. При падении на землю у мужика на лице остались следы легких побоев, неопасные для здоровья. И вдруг жена того алкаша, схватив с земли выроненный мужиком дрын, с хрустом врезала им Сереге по спине меж лопаток.

— Вы что ж, ироды окаянные, делаете?! Мужа моего убиваете, изверги! Нелюди, звери!

— Саня, бежим! — мгновенно выдал взводный свое командирское решение. И мы рванули к машине, благо недалеко было. Серега — парень здоровый, ноги длинные — скоро оказался во главе нашей пешей (бегущей) колонны, в передовых частях отступающих войск. Я со своей хромой ногой драпал следом, прикрывал планомерный отход главных сил в лице командира.

Мы пулей влетели в кабину МАЗа, баба метнула вдогонку нам дрыном, который ударился в центральную стойку лобового стекла, к счастью, ничего не разбив. Мужик, утирая кровь с разбитого лица, обидно захохотал. Я включил вторую передачу, и мы позорно бежали с поля боя. Через некоторое время сообразили, что едем не туда, проскочили поворот на Калевалу. Развернулись и снова проехали место нашего разгрома. Баба причитала и хлопотала возле мужика, а тот соколом смотрел вокруг, словно это он спас жену от побоев. Нам он погрозил кулаком, дескать: «Получили? Еще хотите?»

— Чтоб я еще когда вмешивался в семейные разборки, — вздохнул Серега, — да пусть бы он лучше ее убил!

— Кто их поймет, этих баб! — поддакнул я сочувственно. — Спина сильно болит?

— Да уж, врезала она мне от души. Но мысль о водке и еде продолжала сверлить меня неотступно. И я начал осторожно:

— А может, водочки тяпнем по чуть-чуть? Такое дело, паньмайшь, обмыть надо, стресс снять.

— Ты за рулем вообще-то, — буркнул Серега.

Как будто это когда-то мешало кому у нас в тайге! Да все гражданские шофера в нашем ЛПКподдатые ездят, если есть на что водяры купить. Гаишников тут многие за всю жизнь ни разу не видели. Да и машин, признаться, мало ездит — тайга все же, глухомань.

Блин, век себе не прощу, что смалодушничал тогда, стал клянчить у взводного. С тех пор твердо определил для себя: угощают — ну можно и выпить, если хочется. Но сам не клянчи никогда.

Потом, подождав немного, пока прапор хряпнул слегонца водочки с тушенкой, вернулись обратно в Софпорог, за следующей партией картошки. Не пустыми же на Хапу ехать. Тем более что никто не контролировал количество вывезенного, главное — чтобы весь вагон опорожнить… С Серегой после этого я весь день не разговаривал. Не то чтоб обиделся на него, не хотелось просто. Не о чем было.

Наследники Лазо

Зима 1981 года, Северная Карелия, 909-й военно-строительный отряд, Новый Софпорог — Верхняя Хуаппа

Началось все это, наверное, когда я сидел в ленкомнате и слушал, как замполит Хаппонен, местный карел-двухгодичник, втирает нам про Устав. Было это не в нашем гарнизоне, а в Софпороге, где я со своим МАЗом был в командировке — текущий ремонт делал. Так вот, замполит Хаппонен вешал нам лапшу про Устав и дисциплину, а в качестве наглядного примера прицепился к одному парню из Подмосковья:

— Вот военный строитель — рядовой… вчера был замечен в употреблении спиртного. В прошлом году он также был замечен пьяным, что говорит о систематическом употреблении этим солдатом спиртных напитков. А дома у него жена, ребенок. Какой из него муж и отец, если в течение срока службы он дважды был пьяным? Практически алкоголик.

Парень из Серпухова стоял молча, пока замполит надрывался, «на этом отдельном примере мобилизуя общественность», но тут не выдержал:

— Вот только не надо мою семью трогать! Подумаешь, алкоголик, два раза за год выпил. Да любой прапорщик во сто раз больше меня выпивает, и никто его алкоголиком не называет.

— Товарищ солдат, не забывай об Уставе. Не тебе решать, сколько пить прапорщику.

И тут уж я возмутился. Вот бы промолчать мне, но недаром сказано: язык мой — враг мой. Да и надеялся к тому ж, что я командированный и мне все с рук сойдет.

— Товарищ лейтенант, разрешите?

— Говори.

— Вот вы тут Устав помянули, но я нигде в Уставе ни видел, чтобы солдату нельзя было пить. Ну вот не читал такого! Вы не подскажете, где это написано, может, я пропустил чего? И кроме того, Устав — он ведь один для всех, для солдат и офицеров. И если б Устав запрещал военным пить, то офицеров это бы тоже касалось.

Все в ленинской комнате с изумлением уставились на меня. Я нарушил сразу кучу писаных и неписаных правил армейского этикета. И самое главное — «Старшим в задницу не заглядывают!» В смысле: командирам не делают замечаний и не указывают им на нарушение уставных и прочих положений, на это есть вышестоящие начальники.

Замполит оглядел меня оценивающе: сразу сдать меня на губу или чуть погодить? Нет, если сейчас меня посадить, то будет непедагогично, солдаты поймут это как его проигрыш, вроде как возразить по существу ему нечем. И он поднял перчатку:

— Если ты внимательно читал Устав, товарищ солдат, то там написано, что нельзя нести караул в нетрезвом виде. Хотя вы все тут в стройбате не ходите в караул, но это положение Устава караульной службы на вас, как на военнослужащих, тоже распространяется.

— А вот я читал, что в стройбате строевой и караульный Уставы не действуют.

Замполит уж совсем изумился:

— Где это ты мог такое прочитать? — И он посмотрел на меня откровенно враждебно, словно я открыто заявил, что слушал «Голос Америки» или читал Солженицына.

— В «Памятке военного строителя», вон она лежит. — Я кивнул на стенд с политической литературой, на который никто никогда не обращал внимание. — Там написано, что в стройбате действуют Уставы: внутренней службы, гарнизонный и дисциплинарный. И все.

Хаппонен не поверил такому крамольному заявлению и сам взял со стенда эту книжицу. Перечитал указанную страницу. Хм-м-м! В самом деле! Возразить было нечего, но последнее слово должно было остаться за ним по определению.