Книга Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!" - Анатолий Спесивцев

– Тогда слушайте меня и не говорите, что не слышали! Сейчас все вы станете строем перед воротами и будете защищать их, не щадя своей жизни. Кому не хватает, раздадут пики. А кто вздумает бежать ещё раз… все меня слышат?!!

Ответ, что слышат, прозвучал очень уж жиденько.

– Я спрашиваю, серуны трусливые, вы меня слышите?!!

На этот раз подтверждение о внимании к его словам прозвучало куда громче и из большего числа глоток. Опять никто не высказал обиды на оскорбительное обращение.

– Так запомните! Всех! Кто! Повернёт к врагу спиной! Я превращу! В жаб! Слышите, черти полосатые?! В жаб, зелёных, с бородавками!

В другой момент многие из присутствовавших наверняка усомнились бы в таком могуществе Москаля-чародея. В другой, но не сейчас. Разве что у стоявшего невдалеке привратного десятника промелькнуло удивление. Остальные поверили Москалю-чародею сразу и полностью.

Они вдвоём, с этим самым десятником, имени которого Аркадий узнать так до боя и не успел (некогда, знаете ли, было, спешка, чтоб её), успели сбить из толпы и привратной стражи подобие строя, жидко ощетинившегося пиками и другим длинномерным оружием. Несколько человек, сохранивших свои ружья, в спешке их зарядили.

«И где же, чёрт их возьми, охранники галер? Давно же за ними послал! Там хоть немного ещё ружей и пистолей должно бы быть, у нас же, кроме меня и десятника, огнестрельного оружия слишком мало. Почему же они не идут?»

* * *

Причина отсутствия помощи от охраны галер была проста и обидна. Никто оттуда на подмогу и не рвался. Невольным виновником этого стал тот самый джура «при бинокле», которого послал Аркадий за подкреплением. Подбежав к сотнику, оставленному охранять корабли из-за разболевшейся старой раны в ноге, он закричал:

– Идите быстрей в город! Москаль-чародей приказал усилить охрану ворот!

– Приказал? – подчёркнуто удивлённый голос сотника Тихона Улетайкина сочился ядом. Он был зол, как целая волчья стая зимой. Немного добычи и славы ему светило из-за не вовремя разболевшейся ноги. А здесь какой-то молокосос, не имея на это ни малейших прав, пытается им командовать! Тихон, дружно поддержанный соратниками, встретил такую попытку крайне враждебно. Интересоваться причиной появления приказа ему и в голову не пришло. Которого, кстати, не было. Аркадий скорее попросил посланца информировать охрану галер о возникшей опасности для них. Слово «приказ» было инициативой самого парня, с большим пиететом относившегося к Москалю-чародею.

Юрке внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как его самого, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к биноклю.

Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненой лошади… Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них додумался-таки послать проверить, что же там происходит, уже когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и в мешке в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.

* * *

На толпу, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй, ощетинившийся пиками и баграми, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей, уорков, прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь – он и в Черкессии рыцарь. Правда, уорки не брезговали использовать луки, и вынь они их из саадаков, дело обернулось бы совсем кисло для защитников ворот. Но… равными себе соперниками ЭТИХ казаков ЭТИ горцы не восприняли. Кучка неуверенно держащих оружие в постыдном тряпье – рабы в Черкессии лучше одевались – людей была воспринята ими как законная добыча. Атаковали адыги весёлой, уверенной в победе кучей, умение выдерживать строй к числу рыцарских достоинств не относилось. Один раз обратив этих самых противников в бегство, они бы не могли помыслить о возможности поражения и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.

Донцы благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать уорки могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавший перед столкновением жидкий и нестройный залп оказался роковым для трёх рыцарей. Попали, скорее всего, десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Кстати, казак снял с седла единственного из всех всадников, взявшегося за лук. Врубиться в строй смогли только двое, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного сшиб с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедное животное, завизжав совсем не по-лошадиному, упало, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе кавказцу не дали, закололи его лежащего.

Вместо отвернувших перед пиками атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов, казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою враги. Быть бы пехотинцам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего – не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков, черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное, в первый раз искренне и страстно), чтоб сработал кремнёвый запал. Он таки сработал. Уорк, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.

Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся, ища противников. Затруднительно рассмотреть то, чего нет. Лошади, около дюжины, были, не считая убитых, а людей на них уже не наблюдалось. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных врагов. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим, и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков на ногах, частично раненных, осталось человек двадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз их упрекнуть было не в чем. Сражались как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.