Книга Сказки зимнего перекрестка - Наталия Ипатова

Марк прикрыл глаза от света.

— Прежде всего ощущение невероятной чистоты. Совершенно нездешнее ощущение, надо сказать. Чувство абсолютной защищенности. И еще… — он смущенно оглядел своих напряженных слушателей, — я чувствовал себя центром вселенной.

— Своей личной вселенной? — скрупулезно уточнил Локруст.

— Пожалуй, нет. Иначе я не нашел бы в этом чувстве ничего достойного упоминания. Мир вращался вокруг моей особы… — Он попытался усмехнуться, но получилось криво и жалко. — Как трудно сейчас в это поверить. Но там, откуда я только что вернулся, это было так естественно, что я сам сейчас в недоумении.

— Желанный ребенок в почтенной семье? — пробормотал Локруст. — Слова, лица?

— Слов нет. Какая-то прозрачная стена, за которой бурлит жидкость цвета солнца, и я смотрю в нее бесконечно, и каждый пузырек уносит меня с собою вверх, вместе с ним я зарождаюсь и лопаюсь, пока сам не начинаю казаться себе всего лишь беспомощным пузырьком. И горькие детские слезы по этому поводу.

— Этот сон может иметь под собой реальную основу? — обратилась к Локрусту Агнес.

Тот пожал плечами.

— Я ориентировал Марка на его детство. Но разве можно быть уверенным в чем-то в делах такого рода? Я ведь не знаю скрытых возможностей его психики, ее способности блокировать постороннее вмешательство. Я сделал ход вслепую и покорно жду, что мне выпадет. Я не диктую ход событий, я лишь несусь по их волнам.

— Лицо… — между тем промолвил Марк. — Одно лицо я припоминаю. Хотя, быть может, это два лица, чем-то похожие, а потому в образной памяти сливающиеся воедино. Это женщина, очень красивая. Она выглядит то постарше, то помоложе, и именно с нею у меня ассоциируется чувство, будто со мною не может приключиться ничего плохого.

— Мать? — неуверенно предположил Локруст, великодушно не замечая страдания на лице Агнес. Она впервые услышала, как Марк какую-то женщину признал «очень красивой», и это причинило ей боль.

— На это слово ничто во мне не отзывается, — признался Марк.

— Другой язык?

— Нет… то есть да, может быть. А может быть, кто-то другой играл в моей ранней жизни равную по значимости роль?

— Как много домыслов принес нам этот коротенький сеанс, — задумчиво сказал Локруст. — Сейчас я отпущу вас… — Он сделал вид, будто не замечает сокрушенного вида Марка, которому смертельно не хотелось обратно в казарму. — А через несколько дней, чтобы не нанести ущерба вашему здоровью, мы продолжим, уже с большей дозой. И посмотрим, что я сумею выудить у вас о ваших уважаемых родителях.

И хотя это было всего лишь обычной устоявшейся формой речи, Агнес с удовлетворением отметила про себя, что уважаемые родители Марка уже берутся как данность.

11. ЦЕНТУРИОН ФОРСИРУЕТ СОБЫТИЯ

В глубине души Власер был болезненно уязвлен тем, что Агнес отвела ему в своем расследовании столь незначительную роль. И хотя он с самого начала убедил себя в том, что все это не более чем девичья блажь, в нем день ото дня крепла угрюмая решимость доказать ей свою полезность. В самом деле, доколе она будет, чуть что, оглядываться на это трясущееся желе в обличье человека? Житейского опыта у Власера накопилось побольше, чем у десятка таких, как он, сам он считал себя наблюдательным, а кроме того, Марк постоянно находился у него под рукой. Иметь такое преимущество и не воспользоваться им было бы безумным расточительством, а потому Власер отважился форсировать события.

— Сегодня наша увольнительная, — сказал он Марку. — Начистись, пойдешь вместе со мной в кабак. Надеюсь, сегодня твой колдун тебя не пытает?

Нет. К сожалению, именно в этот день Локруст ничего для Марка не предусматривал, и у него не нашлось достаточно веской причины, чтобы отвертеться, да он, впрочем, не очень-то и старался.

А между тем у Власера имелись веские причины затащить Марка именно в кабак. Кабак — это клуб и круг общения. Как своего рода капитан-наставник, Власер чувствовал себя обязанным сделать хотя бы видимость того, что он пытается ввести новичка в нормальную среду. И пусть они там думают себе, что думают, и пусть все про себя и меж собою уже решили, что парню с ними не служить, никто не вякнет вслух, будто Власер не сделал то, что обязан был сделать по долгу службы. Во-вторых же, поразмыслив, он пришел к выводу, что было бы весьма и весьма полезно свести его с хорошей девицей, какую можно потом как следует расспросить. Постранствовав по свету, он знал, насколько разнообразны сексуальные обычаи разных народов. Если исходить из того непреложного факта, что память тела у Марка сохранилась в совершенстве, опыт мог дать кое-какую полезную информацию, благодаря которой Власер в глазах барышни опередил бы колдуна с его мошенническими уловками.

Ландскнехт и боялся магии, и одновременно не верил в нее. Точнее, он не верил, что из нее в самом деле может выйти нечто путное, поскольку сам в своей жизни ни с чем сверхъестественным не сталкивался. Однако поскольку ему со всех сторон настойчиво твердили о кознях дьявола, и случаи этих самых козней были, как он слыхал, описаны на бумаге, ему ничего не оставалось, как только предположить, что в каких-то жизненных ситуациях они непременно таки присутствуют.

У него нашлась еще одна причина на глазах у всех отправить Марка за занавеску с проституткой. Это был, кажется, единственный способ, каким он мог пресечь расползающиеся сплетни, которые он не мог не слышать и в которых поминалось имя Агнес в связи с ее интересом к смазливому ратнику и то, чем она с ним могла там у колдуна заниматься. Фантазия людская на этот счет до крайности однообразна. Людей нельзя заставить замолчать. Зато можно задать сплетне новое направление. Марк, кажется, и знать не знал, что такое — доброе имя женщины, а насчет Агнес Власер был еще менее спокоен. Ну и, разумеется, он никак не сбрасывал со своих счетов элементарное повышение мужского престижа Марка в том случае, если бы он сделал подобную заявку «быть как все».

Ну, они пришли и сели, взяли у крутобокой Саты по пиву, какого Марку явно было проще не выпить. С некоторой досадой Власер отметил, что пока он сидит за столом в этой компании, лично ему никто уже не подмигивает. И все же он расслабился. Все приятные минуты жизни так или иначе были в его памяти связаны с кабаками. Тут он впадал в сентиментальную ностальгию и в соответствующем подпитии мог даже пустить слезу.

Он уже приглядел одну подходящую. Беленькую, с деревенской косой, еще свеженькую и играющую в робость. Судя по быстрым взглядам исподтишка, опыта она накопила уже в самый раз, чтобы потом, после, с толком с нею побеседовать. В молодости Власер именно на таких и западал, да и сейчас не остался совсем равнодушен, однако дело прежде всего. Марк сидел, как красна девица, молча и опустив глаза, делая вид, будто то, что ему не хочется видеть, вовсе на свете не существует, и Власер никак не мог признать эту позицию достойной настоящего мужчины. Он хотел сделать девке знак подойти, однако его опередили.

Два кулака грохнули о стол перед ними. Власер неторопливо повернул голову.