Книга Любовь как спасение - Ольга Лобанова

— Не волнуйся, я сейчас разденусь, сейчас-сейчас… — Она спокойно расстегнула и сняла блузку, взялась было за юбку. На какое-то мгновение Сергей отвернулся от нее, чтобы лучше рассмотреть, что же случилось с «молнией». Этого было достаточно: она опрометью бросилась к двери, которую Сергей, на ее счастье, забыл запереть. Она неслась вниз как сумасшедшая. Ступеньки, перила — один пролет, ступеньки, перила — второй, третий. Входная дверь, сзади голос Сергея: «Стой! Кому говорю — стой!» А потом дерево, огромное, раскидистое. Она спряталась за стволом, в тени, и боялась дышать. Сергей, застегивая на ходу рубашку, метался рядом. А потом, словно что-то решив для себя, резко повернулся и ушел в подъезд.

Домой Надежду привез владелец новеньких белых «Жигулей». Он не спрашивал, почему молодая девушка бродит по Москве в одном бюстгальтере, не спрашивал, нужна ли помощь. Он дал ей выплакаться, проводил до квартиры и даже нажал на звонок. Мама, добрая, умная мама, тоже не стала задавать вопросы. Накапала валерьянки, отправила в душ, а потом в постель. И долго-долго, пока не затихли всхлипы и Надежда не уснула, сидела рядом.

И опять наступило утро — время платить по счетам. На этот раз она сама позвонила Сергею и попросила привезти ее сумочку и блузку к Марату. Потом позвонила Марату и велела сидеть дома: она приедет для серьезного разговора. Все были в сборе — Сергей, Марат и Бэла Надежда дала волю своим чувствам. Каждый получил по заслугам. Марат — предатель и сутенер, пытался подложить ее под другого. Лишь бы помочь своей дуре-сестре, которая позволяет манипулировать собой своим родственникам. И Сергей — мерзавец, бросил чудную чистую девушку ради первой же попавшейся юбки. А когда понял, что проиграл, опустился до насилия. Она не щадила никого, в том числе и себя — глупую игрушку в чужих руках Она не видела их лиц и не слышала их ответов. Только глаза Бэлы — огромные, абсолютно спокойные. Даже больше чем спокойные — мертвые. Они смотрели ей в самое сердце и ни в чем не упрекали. Больше Надежда никогда не была в этом доме.

…Она опаздывала. Обещала приехать к шести, но задержали на работе. А тут еще длинный алкаш никак не хотел отходить от таксофона. Надежда второпях забыла мобильник на работе и теперь не могла позвонить домой. Маша уже большая — десятый год, но все равно будет волноваться, если не предупредить. За столом, поди, уже шампанское налили, за новоселов тост сказали, а она все тут, в метро, торчит — пьяные бредни слушает. Конечно, можно позвонить от друзей — мобильники есть у всех, но это еще как минимум полчаса, а Маша дома одна. Мама обещала приехать, но только если будет себя хорошо чувствовать. Как она? Тоже неизвестно. И не позвонишь…

Наконец алкаш повесил трубку. Если бы не умные серые глаза, она ни за что не узнала бы Сергея. Годы, которые они прожили в бесконечной дали друг от друга, стерли с его лица все, что ей так нравилось пятнадцать лет назад. Неправда — все, что она так любила все прошедшие пятнадцать лет. Жизнь научила ее не лукавить с собой. Она любила Сергея все эти годы. Надежда поняла это не сразу. Поначалу сердце рвала обида, оскорбленное самолюбие. А потом началось: всех юношей, а потом мужчин, которые появлялись на ее пути, она сравнивала с Сергеем. И никто не выдерживал сравнения — никто. Она даже поддалась маминым уговорам, что надо же наконец-то строить семью, и вышла замуж, родила Машеньку, но вскоре развелась. Решила, что уж лучше одной, чем с бледной тенью. Саша, муж, действительно чем-то напоминал Сергея — спокойные манеры, серые глаза, но и только. Он работал не на «Мосфильме», а в скучной конторе, каким-то инженером по эксплуатации самолетов, не умел сочинять стихи и устраивать метель из черемухи, называл ее просто Надюшей и очень любил Машу. Любил так нежно, так щедро отдавал себя этому маленькому беспомощному существу, что на какое-то время Надя смирилась — наверное, это не худший вариант для мужа. Но не худший вариант — еще не любовь. Будь ее сердце свободно, она бы, скорее всего, увидела и оценила, какое сокровище подарила ей жизнь. И что в его безоглядной любви к дочери так много неизрасходованной, безответной любви к ней самой. Но увы, холодное сердце редко обостряет зрение. Так и жила, терпела, притворялась, ненавидела даже — просто за то, что не любила… Потом устала, да так, что даже взаимная привязанность Маши и отца не остановила.

Саша знал, что развода не миновать, что ему не удалось занять в Надином сердце место какого-то парня, в которого она была влюблена в юности, но почему-то рассталась. Что там случилось и почему, он не спрашивал — уважал ее чувства. Да и зачем? Любовь ходит собственными тропами, ей никто не указ. И как ни старайся, семья без любви — мука и унижение, для обоих унижение. Они расстались, но виделись часто — Маша очень скучала по отцу, ждала его, и он приходил, часто, как только мог. А когда не приходил, вечерами, тайком от матери, Маша его рисовала — красивым, добрым, сильным. И прятала рисунки в большую зеленую папку. Надежда наткнулась на нее случайно, открыла и — ахнула! Носится со своей любовью, а где он, что с ним, с этим треклятым Сергеем, знать не знает. И даже узнать не пытается, холит свою болячку, обидой старой упивается, а девочка ее страдает. И ведь каким героем у дочки Саша выглядит, почему же она этого не видела? Может, и права мама: прошла она мимо своего счастья? Но сердце ныло, тот другой, из прошлой жизни, не хотел уступать своего места…

…В первый момент Сергей шарахнулся в сторону, словно увидел призрак, стащил с головы шапку и хотел было бежать. А потом прошептал тихо, как пароль: «Ты Надежда моя…»

В тот день она не попала на новоселье к друзьям. Они зашли в ближайшее кафе и просидели до самого закрытия. Она услышала то, что даже и не предполагала услышать… Бэла ждала от Сергея ребенка, родители узнали об этом, когда скрывать было невозможно. Рашид Мамедович сказал, что у него никогда не будет внука чужой крови. Бэлу заставили согласиться на криминальные роды. У нее на глазах ребеночка — крошечного, тоненько пискнувшего — бросили в ведро с кровавыми отходами гинекологических операций. После этого Бэла несколько раз лежала в психиатрических больницах, но ничего не помогало. Сергей узнал об этом случайно, много лет спустя. Он иногда навещает Бэлу, но она его не узнает. Они с Маратом живут все в той же квартире. Рашид Мамедович умер вслед за женой, не дождавшись внуков. Никаких. Марат раз пять женился. Сначала на невестах, которых ему сватал отец, потом по своему выбору. Но так и остался один, без жены и детей. Только сумасшедшая сестра и он, постаревший и никому не нужный.

— Помнишь: «Ты Надежда моя, ты любовь и надежда…»? — Спокойные глаза Сергея через набрякшие веки и синеватые подглазья с интересом смотрели на Надежду. А ей казалось, что он не просто рассматривает ее, он сверяет свои воспоминания о той девушке, которой писал стихи, с живой — взрослой — женщиной. Совпадали два эти образа или нет, она не знала, да и он тоже, похоже, не знал. Но что сейчас, такая как есть, она ему нравится, он даже не пытался скрыть.

— Помню. Как ты жил все эти годы? — Надежда поймала себя на том, что задала этот вопрос потому, что в такой ситуации его задать правильно и уместно, но вовсе не потому, что ей был интересен ответ. Ей вовсе не хотелось знать, как жил сидящий напротив нее человек. Чужой, странный, не имеющий к ней никакого отношения. Это было настоящим открытием, и оно поразило Надю.