Книга Том Сойер за границей - Марк Твен

Глава 11

Песчаная буря.

Мы проболтались над пустыней еще день-другой, а потом, когдаполная луна коснулась края земли, мы увидели, как перед ее большим серебрянымлицом движется цепочка маленьких черных фигурок. Они были видны так ясно,словно их нарисовали на луне чернилами. Это был еще один караван. Мы убавилискорость и поплелись за ними – просто так, для компании, потому что нам с нимибыло вовсе не по пути. Да, это был замечательный и очень красивый караван. Наследующее утро солнце залило всю пустыню, и по золотому песку ползли длинныетени верблюдов, словно тысячи длинноногих кузнечиков, выступающих друг задругом. Мы не подходили к ним слишком близко, ведь мы теперь знали, что тогда илюди и верблюды в испуге разбегутся в разные стороны. Мы еще в жизни невидывали таких ярких нарядов и таких благородных манер. Некоторые вожди ехалина дромадерах, – мы их тогда в первый раз встретили. Они были очень высокие,выступали, словно на ходулях, и так трясли своих всадников, что у них в желудкенаверняка весь обед перемешивался! Но зато они очень резвые, и простомуверблюду ни за что за ними не угнаться.

В середине дня караван сделал привал, а к вечеру сноваотправился в путь. Вскоре солнце стало какое-то странное. Сперва оно сделалосьжелтое, как латунь, потом рыжее, как медь, а после превратилось вкроваво-красный шар. Воздух стал горячий и плотный, и вдруг все небо на западепотемнело, заволоклось густым туманом и сделалось таким огненным и страшным,как бывает, когда смотришь сквозь красное стекло. Посмотрели мы вниз – и видим,что весь караван мечется со страху туда-сюда, а потом все бросились ничком впесок и замерли.

Вдруг мы увидели, что приближается какая-то огромная стена.Она воздвиглась от земли до самого неба, закрыла солнце и с быстротой молниинеслась вперед. Потом поднялся слабый ветерок, но вскоре он задул сильнее, ипесчинки стали бить нас по лицу и жечь, как огонь. И тогда Том крикнул:

– Это песчаная буря! Повернитесь к ней спиной!

Не успели мы повернуться, как поднялся ураган. Песок сыпалсяна нас лопатами, а воздух стал такой плотный, что невозможно было ничегоразглядеть. Минут через пять лодка была полна до краев, а мы сидели на ящикахпо горло в песке, так что одни головы торчали, и почти совсем не могли дышать.

Когда буря немного утихла, мы увидели, как стена движетсядальше по пустыне, – просто смотреть страшно, ей-богу. Мы кое-как выбрались изпеска, посмотрели вниз и увидели, что там, где прежде был караван, простиралосьогромное море песка – и больше ничего, и все кругом было тихо и спокойно. Вселюди и все верблюды задохлись, умерли и были похоронены под толстым слоем песка– футов десять, не меньше, и Том сказал, что может пройти много лет, прежде чемветер сдует с них песок, и все это время их друзья так и не будут знать, чтостало с караваном. Том сказал:

– Ну, теперь-то мы знаем, что случилось с теми людьми, укоторых мы забрали сабли и пистолеты.

Да, сэр, так оно и было. Теперь это стало ясно как день. Ихзанесло песком, и дикие звери не могли до них добраться, а когда песок сдуловетром, от них остались только кожа да кости, и они уже не годились в пищу. Мнетогда показалось, что мы еще в жизни никого так не жалели и не оплакивали, какэтих несчастных людей, но я ошибся – после гибели второго каравана у нас надуше стало еще тяжелее. Понимаете, те были нам совсем чужие, мы с ними так и непознакомились, не считая разве того человека, который смотрел на девушку; но совторым караваном дело обстояло совсем по-другому. Мы ведь летали над ними целуюночь и почти целый день и прониклись к ним самыми лучшими, самыми дружескимичувствами. Я теперь понял, что самый верный способ узнать, нравится тебе человекили нет, – это поехать с ним путешествовать. Так и тут. Они нам сразупонравились, а когда мы с ними вместе поездили, это окончательно решило дело.Чем больше мы с ними путешествовали, тем больше к ним привыкали, тем больше онинам нравились и тем больше мы радовались, что их встретили. С некоторыми мы такхорошо познакомились, что, говоря о них, называли их по имени, и такая у насбыла дружба, что мы даже отбросили "мисс" и "мистер" извали их просто по имени, без всяких титулов, – и это даже не казалосьневежливым, а совсем наоборот. Конечно, это были не настоящие их имена, а те,какие мы им дали. Например, мистер Александр Робинсон, и мисс Аделина Робинсон,и полковник Джейкоб Макдугал, и мисс Гарриет Макдугал, и судья Джереми Батлер,и молодой Бушред Батлер. Все это большей частью были главные вожди, которыеносили на головах великолепные огромные тюрбаны, а одеты были не хуже ВеликогоМогола [10]. И с ними были члены их семей. Но когда мы с ними как следуетпознакомились и полюбили их, не стало больше мистера и судьи и тому подобного,а только Алек, да Адди, да Джек, Хетти, Джерри, Бак и тому подобное.

А ведь известно: чем больше вы делите с людьми радость игоре, тем ближе и дороже становятся они вам. Ну а мы ведь не были холодными иравнодушными, как большинство путешественников. Наоборот, мы были дружелюбны иприветливы и во всем принимали участие; и караван вполне мог на нас положиться:что бы ни случилось, мы всегда были тут как тут.

Когда они делали привал, мы тоже делали привал – в Тысяче футовнад ними. Когда они ели, мы ели тоже, и нам как-то уютнее становилось в ихобществе. Вечером у них была свадьба – Бак с Адди поженились, и мы радипраздника нарядились в самые что ни на есть раскрахмаленные профессорскиетряпки, и когда они плясали, мы тоже ногами притопывали.

Но больше всего сближает людей горе и несчастье. И насбольше всего сблизили похороны. Это было на рассвете, после свадьбы. Мы незнали покойника, он был не из нашей компании, но все равно – он ехал вкараване, и этого было достаточно. Никто не проливал над ним более искреннихслез, чем мы с высоты в тысячу сто футов.

Да, разлука с этим караваном была куда горше, чем разлука стем, другим. Ведь те люди были нам почти совсем чужие, и притом померли-то ужочень давно, а этих мы знали при жизни, и к тому же любили. Вот почему страшнобольно было видеть, как смерть настигает их прямо у нас на глазах, оставляя насодних-одинешеньких в самой середине этой огромной пустыни. Пусть лучше у нассовсем не будет больше друзей, пока мы путешествуем, если снова придется терятьих таким образом.