Книга Незаконная планета - Исай Лукодьянов

— Вы, Заостровцев, — начал он тоном, соответствующим взгляду. И вдруг, неожиданно для самого себя, закончил: — Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить с оператором ССМП? — И поднялся, уступая место Володе.

Теперь, когда «Апшерон» шел по нормальной трассе, молчание стало невыносимым. Командир молчал, потому что не знал, как начать разговор об этом, говорить же о другом было просто невозможно. Морозов молчал… кто его знает, почему молчал Морозов. Володя молчал, потому что в человеческом словаре не было слов, которые могли бы выразить то, что с ним произошло. Но в то же время он понимал, что от него ждут объяснений. Он перебирал в памяти события последних недель, но сцепить одно с другим ему не удавалось. Вдруг как бы со стороны он увидел самого себя на зеленой тропинке — той тропинке, где он беспомощно топтался, не в силах перешагнуть… что перешагнуть?..

«Положение хуже собачьего, — подумал Володя с отвращением, — та понимает, только сказать не может. А я — ни понять, ни сказать…»

Первым заговорил Морозов:

— Я знал одного парня — он помнил наизусть первые пять листов девятизначной таблицы логарифмов.

— К чему вы это? — сказал командир и, не дожидаясь ответа, обратился к Володе: — Как вы сориентировались, Заостровцев?

Володя ответил не сразу. Он медленно шевелил пальцами, и Радий Петрович с интересом смотрел на эти пальцы, будто ожидая от них чего-то.

— Ну вот, — неуверенно начал Володя. — Знаете, бывает, что идешь в темноте… и вдруг чувствуешь, что впереди, очень близко, стена… Что-то срабатывает внутри — и останавливаешься…

— А иногда не срабатывает, и тогда расшибаешь лоб, — вставил Морозов.

Командир махнул на него рукой.

— Дальше, Заостровцев, — попросил он.

— Стены… — Володя морщил лоб в раздумье. — Только не прямые… и движутся… Давят… душат… А я ищу, где проход. Сам не знаю как…

— Ну и ну, — сказал командир. — Если бы сам не видел — ни за что бы не поверил. Откуда у вас такое… нечеловеческое чутье?

— Действительно, — сказал Морозов. — Вроде рыбы в электрическом поле. Или птицы в магнитном.

Володя испуганно уставился на него:

— Ты на самом деле думаешь, что у меня развилось это… рыбье или птичье?

Морозов пожал плечами.

Неудачный рейс был подвергнут всестороннему обсуждению, в котором участвовали пилоты, астрофизики и специалисты по приборам. Ввиду того, что Юпитер проявил непредусмотренную опасную активность, было решено оборудовать его крупные спутники — Ио, Каллисто и Ганимед — новейшими регистрирующими приборами высокой защиты и поставить дополнительные исследовательские работы.

Решение было обстоятельное. Лишь одного не хватало в нем — анализа бесприборной навигации, осуществленной практикантом В.А.Заостровцевым в условиях суммарных полей высокой напряженности. Так следовало бы записать это.

Это не было записано по той простой причине, что командир «Апшерона» умолчал о случившемся.

Незадолго до посадки Володя попросил его ничего никому не рассказывать. «Почему?» — удивился командир. «Я бы хотел сначала сам во всем разобраться», — сказал Володя. Командир подумал, что Заостровцев имеет на это полное право. «Хорошо, — сказал он. — Но если вам потребуется засвидетельствовать то, что произошло, я охотно это сделаю».

— Временно вышли из строя внешние датчики, — коротко доложил Радий Петрович на обсуждении. — Выбрались по чистой случайности. Должен особо отметить выдержку и хорошую профессиональную подготовку практикантов Заостровцева и Морозова.

Подробностей у него не выпытывали. Давно прошли времена, когда в подобных случаях назначались комиссии, проводились дотошные расследования, составлялись нудные акты. Давно уже медицина научно обосновала недопустимость лишних расспросов пилотов, возвращающихся из тяжелых рейсов. Достаточно того, что они сочтут нужным доложить.

Правда, кое-кто был удивлен. Командира Шевелева знали как человека крайне скупого на положительные характеристики. Никто не помнил случая, чтобы он в такой превосходной степени отрекомендовал необлетанных новичков.

Морозову и Заостровцеву было объявлено, что рейс зачтен. Сам Платон Иванович привинтил к их курткам значки космонавтов.

В общежитии их окружили товарищи. Володя помалкивал, зато Морозов говорил за двоих. И практиканты, еще не сдавшие зачетных рейсов, слушали его со вниманием. Они завидовали его удачливости и дерзкой фамильярности, с которой он отзывался о Юпитере.

Пассажиры высыпали из рейсового и направились к вертолетной стоянке. Хорошо было дышать не спецсмесью из дыхательного аппарата, а чистым, привольным земным воздухом. Хорошо было идти не по изрезанной трещинами лунной почве, а по зеленой траве, по земле, по Земле.

У вертолета Радий Петрович крепко пожал руки Заостровцеву и Морозову. Здесь, в обычной куртке, без скафандра, командир «Апшерона» выглядел очень земным. В его жестком, задубевшем от космических перегрузок лице появилось нечто от доброго старшего брата.

— Запишите номер моего видеофона, ребята, — сказал он. — Буду рад вас видеть.

Володя сел в вертолет с Морозовым. Не успела, однако, машина взлететь, как он попросил Морозова опуститься.

— Что еще за причуда? — проворчал Морозов. — Что ты там потерял?

— Приземлись, — сказал Володя. — Видишь справа тропинку? Вот там.

Вертолет сел. Володя пошел по тропинке — вначале быстро, а потом все более замедляя шаг. Морозов молча следовал за ним. Впереди было разрыто. Поперек тропинки, вправо и влево от нее желтели кучи вынутого грунта. В траншее копошились, выбрасывая песок, землеройные автоматы.

— Энергонный кабель, — сказал Морозов. — Наверно, будут ремонтировать. Или укладывать новый.

Володя обернулся к нему, посмотрел широко раскрытыми глазами.

— Энергонный кабель, — сказал он. И вдруг засмеялся.

Отдых космонавта должен быть активным. Каждое утро Морозов тащил Заостровцева к морю. Они плавали, прыгали в воду на пристежных крыльях, ходили под парусом.

Но с каждым днем Морозову приходилось все труднее. Володя упирался, не хотел покидать свою комнату. Небритый, осунувшийся, лежал на кровати с закрытыми глазами — не то спал, не то думал о чем-то своем.

Он чувствовал, как обострилось в нем то, непонятное. Казалось, что кабели, провода, беспроводные линии энергопередач — все, что густо оплетает человеческое жилье, кричало ему в ухо, в мозг: «Я здесь!.. Мы здесь!..» Он вздрагивал, когда щелкали обыкновенным выключателем. Невинная магнитная подвеска для мыла била по нервам. Проходя по улицам городка, по саду, он вдруг начинал ощущать каменную тяжесть в ногах — будто его притягивали подземные сгустки металлических руд. Или неожиданно являлось ощущение текучей воды.

Ему было страшно. Страшно от сознания, что он перестал быть нормальным. Он читал — еще в детстве, — что были когда-то, в средние века, ведуны, рудознатцы, искатели воды. Их услугами пользовались, но жизнь они кончали в тюрьмах и на кострах. Было ли у них то же состояние, что теперь возникло у него? Ах, если б кто-нибудь из них поднялся из глубины веков, чтобы можно было его расспросить…