Книга Последний переход - Всеволод Глуховцев

А дождь и не думал прекращаться. Пламя ещё пометалось по головешкам, по страшным чёрным листам железа… зашипело, задымило – и исчезло. Остались темень и этот ненавистный дождь.

Он лил и лил. Взошёл серый мутный рассвет, осветил стылое пепелище с одиноко торчащей вверх печной трубой, время медленно поползло к полудню, а он все лил и лил. Правда, стал послабее… Глухое брожение умов в деревне продолжалось. Председатель и секретарь партячейки, осунувшиеся от бессонной ночи, с запавшими, обведенными синевой глазами, сидели в сельсовете, набираясь духу перед тем, как звонить начальству. Долго тут думать было нечего. Печально вздохнув, парторг снял трубку… но здесь вдруг в сельсовет влетел один из жителей – очумелый, с вытаращенными глазами.

– Гаврилыч! – заорал он. – Михеич!.. Слышь-ка, что творится-то!..

А вслед за ним в помещение ввалились ещё пять-шесть мужиков.

Что случилось?! А случилось нечто вовсе невменяемое. Пропала соседняя деревня, та самая Авзяново. Как пропала?! А вот так вот и пропала Нет её!

Секретарь и председатель и так-то были почти трезвые, а от такого сообщения они протрезвели до состояния и вовсе невозможного. Начались расспросы. Из матерно-путаных рассказов односельчан выяснилось, что деревню, расположенную в низине, затопило полностью, она целиком ушла под воду. На ее месте теперь плещется огромное озеро.

После первой оторопи метелинское начальство вдруг сообразило, что это даже и на руку: уж если затопило целую деревню, значит, и вправду вокруг делается что-то неладное; а стало быть, не так уж они и виноваты… Может, даже обойдётся без оргвыводов.

Смекнув это, председатель быстренько выгнал всех и обратился к секретарю:

– Ну, Гаврилыч, давай звони. Сейчас самое время.

Они коротенько утрясли детали. Парторг вновь снял трубку и после небольших пререканий с телефонисткой на станции соединился-таки с райкомом, которому и выложил сработанную ими вдвоем версию. В селе, дескать, наблюдаются волнения на почве религии и суеверий… И объяснил, что новоприбывший заведующий заготпунктом, в самом деле, странный, нелюдимый тип, своим поведением спровоцировал в темной, отсталой массе вредные слухи, что он, видите ли, колдун и знается с нечистой силой. Со слухами этими и так бороться трудно, поскольку народ – дурак; а тут еще они усугубились тем, что дом заведующего сгорел, а сам он делся неизвестно куда. Да как назло вон что с Авзяновом! Это уж вовсе ни в какие ворота не лезет… Да и вообще, надо сказать, что Пацюк элемент конечно подозрительный, и мы уже давно собирались о нем доложить… Что? Почему раньше не докладывали?.. Да вот, поди же ты, что тут скажешь… Как всегда, на авось. Признаем, недосмотрели, недоработали… Что? Вы с нами доработаете? Ага, ага… На бюро райкома? Ну… да, ясно. До свидания.

– Вот так, Михеич, – сказал секретарь председателю, положив трубку. – На бюро нас с тобой драть будут. Готовь вазелин.

Справедливость требует отметить, что глагол несовершенного вида был употреблен секретарем другой. Не «драть», а… понятно, что.

Председатель философически отмахнулся. «Ерунда, – сказал он. – Первый раз, что ли?.. Переживем. Лишь бы в НКВД дело не передали. Тогда, конечно, да… хреново будет…»

И оказался прав. Пережили. Огребли, конечное дело, по выговору по партийной линии за утрату бдительности и допущение религиозного разгула. Но так как и вправду положение непростое с этими странными природными событиями… Словом, обошлось. Кроме того, метелинским властям было обещано идейное укрепление, и оно состоялось. Приехали из города два лектора, долго размазывали кашу на тему о том, что никаких колдунов и упырей на свете нет и быть не может, что все это суеверия и бабьи выдумки и полностью противоречат марксистско-ленинской идеологии. А то, что произошло той странной ночью, запросто объясняется геологическими, географическими, атмосферными и тому подобными причинами, согласно учению товарища Сталина о природе. Почему загорелся дом? Куда исчез Пацюк?.. Ну-у, товарищи, – здесь лекторы снисходительно ухмылялись, – вы уж совсем как дети малые… Что ж тут странного? Вредитель и агент мирового империализма был ваш Пацюк. Дом поджёг и ушёл в лес, а тут такая непогода плюс ещё землетрясение! А тайга – сами знаете… Полк спрячется – не разыщешь, не то что один человек.

Ну да, да… – покорно кивали слушатели, соглашаясь. Про то, отчего дом вспыхнул именно в самую глухую пору, под утро, уже и не заговаривали. Метелинцы, в общем-то, если их не выводить из себя, были народом законопослушным и исполнительным – коли начальство говорит, надо сидеть и смирно слушать. Так и делали, слушали, не перечили. А уж потом, разойдясь с лекций по домам, давали волю свободомыслию.

Здесь необходимо сказать, что после той буйной ночи и пожара враз переменилась погода. Сомкнулись облака, пошел снег… И валил, валил, не переставая, точно стремился догнать упущенное время. И догнал. Через неделю вокруг была обычная для этих мест зима.

Что касается озера, на дно которого ушла деревня Авзяново, то к нему как-то само собой приклеилось башкирское название Зираткуль, то есть – Кладбищенское. Любопытные ходили, глазели. Ну – озеро как озеро, темная непроглядная вода… Жутковато. Колька Трунов был одним из первых, облазал окрестности, потом врал всякое. Между прочим, он говорил, что на той, дальней оконечности озера нашёл какую-то каменную будку. С дыркой! – добавлял он и делал при этом таинственное лицо. Но его подняли на смех: про ту будку все давным-давно знали, это какое-то древнее строение, и ещё до революции ученые с ней возились, изучали. Чего они там наизучали, неизвестно, но в целом ничего странного не обнаружили. А ты, Колька – дурак.

Трунов обиделся и замолчал. Но разговоры блуждали долго… В результате дебатов, дискуссий и мудрейших консилиумов приняли с некоторыми поправками версию городских лекторов: Пацюк, вражина этакий, учуяв, что пахнет жареным и скоро его разоблачат, благоразумно смылся, напоследок учинив пожар и даже небольшое землетрясение. Нагадил-таки, сволочь, под конец. Но как только его не стало, мигом все пошло нормально, и даже погода вернулась, сделалась такой, какой ей и положено быть. Отныне, правда, надо следить, дабы этот безобразник обратно тихой сапой не проник сюда, раз уж ему чем-то приглянулись здешние места… Будем бдительны, враг не дремлет, это начальство верно говорит!

* * *

Однако бдительность не понадобилась. Время потекло своим обычным деревенским чередом, прошел год, за ним другой, а о незадачливом пришельце, смутившем души обитателей, ни слуху ни духу не явилось. «Заготпункт» от греха подальше из Метели убрали, перевели в другое место, пепелище так и осталось пепелищем, никто там селиться не пожелал. Угораздившие в нечаянную беду девки уехали в ближайший город, там сделали аборт. Четверо вернулись назад – к их несчастью всё же односельчане отнеслись с пониманием. Одна, правда, Фроська Куликова, не приехала, говорят, подалась куда-то чуть ли не в Москву, там устроилась на работу и с пропала с концами; прошло время, и метелинцы почти забыли про нее.