Книга Вампиры, их сердца и другие мертвые вещи - Марджи Фьюстон

несколько раз бросают взгляды в мою сторону. Генри стоит ко мне спиной.

В следующий момент он уже ведет меня за локоть прочь от адски раскаленного каменного сиденья через главные ворота монастыря. Когда мы выходим, я оглядываюсь на женщину и охранника, ожидая увидеть на их лицах злобу. Но злобы нет. То, что я вижу, гораздо хуже: жалость.

Генри тянет меня за собой; мы переходим улицу и останавливаемся под цветущим деревом.

Я вырываю локоть из его хватки.

– Что ты им сказал?

Генри поднимает взгляд на белые цветы, свисающие с высокой каменной стены.

– Правду.

К лицу приливает жар.

– Какую именно?

– Не надо. – Генри наконец опускает на меня взгляд. Проблема в том, что он, кажется, смотрит на меня сверху вниз не только потому, что смехотворно высокий, но и потому, что видит во мне ребенка, который верит в сказку, кошмар или что-то среднее между тем и другим. Мне хочется пощечиной стереть это выражение с его лица.

– Я ненавижу тебя!

Он немного отстраняется, затем тянется ко мне.

– Не прикасайся. – Я отмахиваюсь от него и бросаюсь вдоль по улице, но Генри легко настигает меня широкими шагами. – Тебе не стоило ехать со мной! – кричу я через плечо.

– Виктория, подожди! – Мольба в его голосе напоминает о том времени, когда мы были детьми и Генри просил меня идти помедленнее, чтобы он не отставал… Это было до того, как один его шаг стал равен двум моим. Теперь он может обогнать меня в любой момент, но не делает этого. Он держится позади меня и ждет, когда я повернусь.

Я поворачиваюсь.

– Прости меня, – говорит он.

– За что?

– Послушай… – Генри проводит рукой по волосам, тянет время, словно не ожидал, что я повернусь и позволю ему заговорить, – я не могу извиняться за то, что не верю в вампиров. Я не верю в них, но действительно верю в тебя. И верю, ты делаешь все возможное, чтобы спасти своего отца, нет ничего храбрее этого. Я хочу помочь тебе. Я всего лишь пытался тебе помочь.

Он говорит правду. Он всегда так делал, когда мы были детьми, даже если такая правда причиняла боль нам обоим. Раньше я ненавидела, когда он так делал, но теперь цепляюсь за это.

Трудно говорить честно, когда кто-то, кого ты любишь, болен. Как уравновесить это оптимизмом и надеждой? Иногда честность просто ощущается как жестокий пессимизм. Но Генри знает, как ею пользоваться.

– Ладно, – просто говорю я. И больше не спрашиваю, что он сказал охранникам. Мне не нужно это слышать. Я и так знаю.

Генри улыбается и подходит ближе, когда стена льда между нами исчезает, оставляя после себя только холодную воду, что вполне легко игнорировать.

– Что нам теперь делать? – спрашивает он. – Где еще можно поискать?

– Даже не знаю…

Горло сжимается под наплывом эмоций: разочарование, страх, затаенный гнев на Генри и на себя за то, что плохо подготовилась. Я могла бы взять сумку побольше и спрятать в ней лом. Почему я не подумала о чем-то настолько простом?

– Это была моя лучшая зацепка, – шепотом отвечаю я, желая раствориться в трещинах на тротуаре. – Не знаю, зачем я пришла сюда. На что я рассчитывала? Что могу прикатить в город, вломиться на чердак и достать немного вампирской крови? Это просто смешно. Я смотрела слишком много фильмов. Профессионалы искали вампиров и не нашли ни одного. Как могу я рассчитывать на лучший результат? Не верится, что ты не отговорил меня от этого…

Я продолжаю бормотать, когда все мои тщательно скрываемые сомнения всплывают на поверхность.

Генри наблюдает за моим срывом круглыми глазами.

– Пойдем домой, – говорю я. Но хочу отмести этот вариант сразу же, как только озвучиваю его. Что мы будем делать дома?

По выражению лица Генри я понимаю, что на самом деле он поехал со мной именно ради этого момента. Чтобы собрать осколки меня, когда я пойму, какой была дурой, и вернуть домой, где я буду смотреть, как умирает мой отец.

Я открываю рот, чтобы взять свои слова обратно. Не могу так легко сдаться, но Генри опережает меня.

– Нет, – говорит он и при этом выглядит таким же потрясенным, как и я, – ты никогда не была трусихой. Помнишь тот случай в пятом классе, когда у нас была школьная спортивная олимпиада, ты растянула лодыжку во время эстафеты и отказалась уйти под благовидным предлогом? – Он слегка улыбается. – Ты хромала по трассе и заставила всех остальных ждать, пока не пересечешь финишную черту. Нам даже не удалось пробежать пятидесятиметровку, потому что ты считала себя обязанной довести свою гонку до конца.

– Ты так разозлился, – напоминаю я ему.

– Это был мой лучший шанс на медаль!

– Ты не разговаривал со мной целую неделю.

– По-моему, даже две.

– Но в итоге ты простил меня.

– Да, но ты бы не простила себя, если бы ушла с дистанции, и не простишь себя сейчас. – Судя по выражению лица, Генри сам удивлен тому, что именно он уговаривает нас остаться.

Откуда этот парень так хорошо меня знает?! Похоже, некоторые узы не исчезают с разлукой – в случае необходимости их легко восстановить. Я чувствую себя легко, стоя на улице с Генри, – мое состояние колеблется от гнева до всепрощения. Когда у вас достаточно воспоминаний, на которые можно опереться, различия можно преодолеть.

В груди вновь расцветает надежда. Я почти позволила жалости и недоверию со стороны охранника, кассирши и Генри отнять ее у меня. Но надежда есть. Я не могу так легко ее утратить. Я сильнее этого. Перестать верить в вампиров – значит потерпеть неудачу, а это не мой вариант.

– Ты прав, но я не знаю, что делать. – Мне непросто произносить эти слова. Да они никогда не давались мне легко.

– Я знаю, что нам поможет.

Глава 5

Лучше обвешайся чесноком, приятель, или тебе конец.

Пропащие ребята

Сливочное масло. Неограниченное количество масла – вот что, по мнению Генри, нам поможет. Мы сидим в местном ресторане морепродуктов и бургеров – вся еда в этом городе состоит из морепродуктов и чего-то еще, – заказав огромную тарелку тонко нарезанного и прожаренного филе сома с картофелем фри, сдобренным чесноком и покрытым таким количеством масла, что оно капает на тарелку, когда я вытаскиваю ломтик картошки из кучи.

– Ух ты! – радуется Генри, наверное, в сотый раз. – Эта картошка – просто потрясающая. Интересно, кто первым придумал смазывать жареную картошку сливочным маслом?

– Вероятно, не