Книга Как на меня охотился КГБ - Сергей Жирнов

в ПГУ даже с семьёй в бытовой обстановке: а вдруг, кто-то подслушает этот разговор.

Это было попросту смешным, потому что так называемая "легальная" резидентура КГБ в Париже использовала десятилетиями одни и те же должности прикрытия шпионской деятельности. И не только контрразведка противника знала, по какой линии разведки будет работать вновь прибывший шпион, но и вся советская колония, включая уборщиц и шоферов, в столице Франции была осведомлена о принадлежности того или иного "коллеги" к органам безопасности.

Командированные за рубеж советские люди даже в 1980 году жили за границей как на войне, как на осажденной и занятой врагом территории, в оккупации. Советским гражданам было строго-насторого запрещено выходить из зданий совзагранучреждений (посольства, консульства, торгпредста и т. п.) "в город" без особой на то надобности, без специального разрешения и в одиночку, без сопровождения товарища или коллеги по работе. О всех контактах с иностранцами следовало писать подробные отчёты. О всех происшествиях, особенно с участием полиции — немедленно докладывать, под страхом досрочного отзыва в Москву из ДЗК (длительной загранкомандировки).

Поэтому, когда отдельные советские "дипломаты", "коммерсанты", "журналисты" или "консульские работники" свободно разгуливали днём и ночью по Парижу, в том числе по самым "злачным" кварталам, беседовали там один на один с "буржуями", по-царски оплачивали французскими франками обеды и ужины в ресторанах, в то время, как все остальные советские командировочные специалисты годами ели по домам привезенные из СССР консервы, чтобы по крохам сэкономить иностранную валюту на покупку вещей и бытовой электроники, которые невозможно было приобрести в Советском Союзе, не нужно было быть ни семи пядей во лбу, ни сотрудником вражеской контрразведки, чтобы сообразить: перед тобой чекист, находящийся на особом, привилегированном положении.

Резидент КГБ из всех привилегированных чекистов в Париже был самым привилегированным. Его боялся даже посол. У него были особые секретные фонды в иностранной валюте, которыми он распоряжался практически единолично. У него было оружие. У него были помещения, куда было запрещено входить и послу. У него был свой собственный шифр выхода на высшее руководство СССР, и советские послы не без оснований опасались, что резидент докладывает в Москву и об их работе, и об их проколах, недостатках и проблемах.

Само по себе задание советского шпионского Центра своему резиденту в Париже по поводу телеграмм из Зеленограда было не сложным. Это только в закрытом и параноидном СССР Гостелерадио считалось особо режимным объектом, и в Останкино, на Пятницкую, Шабаловку, Качалова или Ямское поле можно было пройти только по специальным пропускам, как в здания КГБ, ядерные объекты или на военные базы.

На радио во Франции не было никаких секретов, и доступ туда был практически открытым не только для КГБ, но и для всех. Журналисты во Франции слыли публикой богемной, неформальной, бардачной и "тусовочной". Общаться с ними было легко и приятно. Они выбалтывали всегда гораздо больше, чем у них спрашивали. И были готовы разболтать вам всё им известное и неизвестное в любое время дня и ночи. Особенно, если беседы происходили в барах, кафе и ресторанах — за ваш счёт, само собой разумеется.

Но именно эта внешняя лёгкость задания заставляла шпиона Четверикова напрячься: а вдруг это — провокация, вдруг тут таится какая-то ловушка хитроумного и изощрённого противника, его контрразведки, которая хочет заманить главного советского шпиона в Париже в каверзную западню?

Тем более, что красивое, круглое, многоэтажное и современное здание Французской государственной телерадиокомпании находилось на правом берегу Сены в 16-ом округе Парижа, а на левом её берегу, практически напротив, чуть наискосок, в 15-ом округе, мрачно торчало новое здание — высокая, прямая и тёмная башня из стекла и бетона, где уже располагались некоторые подразделения DST (Direction de la surveillance du territoire) — Дирекции надзора за территорией, контрразведывательной службы в структуре министерства внутренних дел Франции, и которое в 1985 году станет штаб-квартирой ДСТ.

Такое близкое соседство Гостелерадио Франции, куда ему надлежало проникнуть для выполнения задания Центра, с французской контрразведкой настораживало профессионального советского шпиона Четверикова, которому непатриотично очень нравилось жить в свободном, буржуазном, богатом, чистом и сытом Париже. И очень не хотелось оказаться раньше времени в закрытой, коммунистической, грязной, голодной и бедной Москве, где уже нельзя было купить, без переплаты и блата, почти ничего приличного в свободном доступе, в обычных магазинах по официальным ценам, а не в спецраспределителях для партийной номенклатуры или у спекулянтов на чёрном рынке.

В декабре 1980 года полковник Николай Четвериков ещё не знал, что буквально следующей весной, через три месяца, в далёкой и холодной Москве его коллега, из-за пьянства досрочно отозванный из последней ДЗК в Канаде и ставший невыездным на Запад, подполковник управления "Т" (научно-техническая разведка) Первого главка КГБ Владимир Ветров вступит на путь предательства ставшей ему ненавистной коммунистической системы, инициативно предложив свои услуги контрразведке столь любимой его сердцу и более недоступной Франции.

По всей логике, находясь в Москве, ему надлежало предложить свои шпионские услуги вражеской разведке — DGSE (Direction generale de la securite exterieure), французской службе внешней безопасности. Но Ветров пойдёт по неординарному пути — выйдя не на легальную резидентуру французов-шпионов в Москве, а напрямик, на контрразведку во Франции — на ДСТ, на то самое высотное здание, что стоит в Париже в 15-ом округе, на другом берегу Сены, напротив Гостелерадио Франции. Этот парадоксальный канал связи даст Ветрову возможность работать довольно долго в качестве удачливого предателя, которого разоблачат почти случайно.

Во французской разведке не было секретов для КГБ, где, ещё со времен генерала де Голля, куча идейных предателей, настроенных антиамерикански и просоветски, выдавала Москве все мыслимые и немыслимые профессиональные и политические тайны Франции. Все дипломатические и шпионские телексы французского посольства в Москве были начинены аппаратурой негласного снятия сигналов до их шифрации и передачи всей секретной переписки посольства в соответствующие подразделения КГБ СССР (человек, задумавший и осуществивший эту операцию получил орден Ленина, генеральские погоны и стал начальником 16-го управления КГБ СССР).

Пройдя мимо этой естественной французской шпионско-оперативной цепи, предатель Ветров случайно окажется вне поля зрения КГБ. Он получит во французской контрразведке оперативный псевдоним "Фэрвэл" (Прощай, по-английски) и сыграет роковую роль в личной судьбе полковника Четверикова, советской внешней разведки и даже в мировых геополитических раскладах.

Особенно, когда к власти в мае 1981 года придёт первый президент социалист Франсуа Миттеран, который был настроен гораздо более критически по отношению к брежневскому руководству, чем его предшественник, правый аристократ д’Эстен,