Книга Башмаки на флагах - Борис Вячеславович Конофальский

заметил Волков. – Бои у вас в городе уже идут, бургомистр.

– Все так, да, все так, но прошу вас не усугублять, прошу вас не нападать на дом графа, – заговорил первый консул города Малена.

– Не нападать? – удивился кавалер. – Так там, мне кажется, и сидят убийцы фон Клаузевица. И мерзавец фон Эдель, которого я подозреваю в организации нападения, там же скрывается.

– Да, возможно, сие правда, но советники очень обеспокоены. Очень. Уже они собрались и решили поставить стражу у дома графа, – предупредил бургомистр.

– Как проворны ваши советники, когда им страшно, – усмехнулся Волков. – Ночь на дворе, а они уже собрались и все решили.

– Дорогой мой кавалер, коли вы решили с графом сводить счеты, то прошу вас делать это за стенами города.

– Граф делает это прямо в стенах! – воскликнул Волков.

– Прошу вас, кавалер, – бургомистр покачал головой, – боюсь, что этим вы напугаете советников еще больше, и тогда фон Эдель добьется своего.

– А чего же он добивается?

– Добивается он того, чтобы вам воспретили въезд в город, – произнес бургомистр, чуть помедлив.

«Мерзавец, что же ты днем мне этого не говорил?»

– И замок графа брать не следует, – добавил епископ, – этим вы всех против себя ожесточите. За глаза вас и так местные сеньоры не раз величали раубриттером, жаловались на вас.

– Никого из местных я не трогал.

– Верно, но они считают, что вы ворошите осиное гнездо за рекой, от которого все вокруг пострадать могут.

Волков посмотрел на попа тяжело и вздохнул. «Уж не тебе, чертов поп, о том говорить. Сам меня на это только и подстрекал».

– Нет-нет, – словно прочитал его мысли епископ, – я-то вас в этом не упрекаю, сын мой, я-то как раз не против, но послушайте меня, старика, сейчас не отвечайте графу на подлость грубостью.

– Именно так, – поддерживал его бургомистр.

– Вы рыцарь Божий, сиречь Божий агнец, ангел, что злобы не имеет.

– Предлагаете мне все забыть?

– Мы ответим иначе, – снова заговорил бургомистр. – Забегу вперед и скажу вам, что совет уже решил, что выделит треть надобной суммы для постройки дороги до ваших владений. Как сатисфакцию за нанесенное вам в стенах города оскорбление.

«Это дорога вам уже нужна больше, чем мне. Очень вы хотите добраться до реки, до пристаней. А преподносите это как сатисфакцию. Видно, понравился вам дешевый уголь, уже, наверно, купчишки ваши думают сами сюда его возить».

– И когда же совет успел принять это решение? – язвительно спросил кавалер.

– Совсем недавно, – уклончиво отвечал первый консул. – Осталось лишь утром решение совета оформить официально.

– Вот видите, – сказал епископ, – вот вам и ответ графу. Да и фон Эделя сильно покоробит это решение городского совета.

– Вы сказали, город даст треть суммы, – напомнил Волков, – а остальные деньги кто даст?

– О, об этом не волнуйтесь, дорогой фон Эшбахт, – уверил его господин Виллегунд, – на сей раз желающих войти в концессию предостаточно.

Когда бургомистр откланялся, епископ, тяжко вставая из своего кресла, обратился к кавалеру:

– Помните, я говорил вам, что вам будут целовать руки и кланяться, пока вы будете побеждать?

– Помню, – отвечал кавалер.

– Считайте, что сегодня вы одержали еще одну победу. Сатисфакция! – Старый епископ засмеялся. – Купчишки нашли повод строить дорогу, хоть граф и сильно противился этому. Только не испортите все глупым желанием отомстить сразу. Умейте терпеть, умейте ждать. Да, ждать и терпеть. Надо быть очень умным. Умным и терпеливым. Тем более когда имеешь дело с такими змеями, как Малены. Но сейчас они своей этой глупостью, этим разбоем, дали нам хорошие возможности. И мы их не упустим, обещаю вам, кавалер. Ступайте спать, завтра мы нанесем графу большой ущерб. Он еще пожалеет, что осмелился на нападение.

К Волкову подошла монахиня и сказала:

– Ваши покои готовы, господин. Ваш человек уже спать лег.

Да, у него были во дворце епископа покои, но, кажется, Волков уже хотел иметь в городе свой дом, чтобы не ютиться в гостях, а приезжать к себе. Но для этого нужно, чтобы горожане перед тобой не затворяли ворота, как перед буйным и безрассудным. Поэтому в дом графа он, конечно, врываться не станет. Старый поп прав, надо подождать.

Утром уже приехал брат фон Клаузевица с женой, с ним была и сестра. Это бургомистр отправил к ним посыльного еще ночью. Волков и епископ говорили с ними, утешали женщин как могли. Брату же Клаузевица кавалер сказал, что Георг был примером всем остальным молодым господам и что он сам вызвался быть его чемпионом бескорыстно в трудный момент, хотя Волков его о том и не просил.

– Он всегда был таким, – говорил брат.

Родственники не спрашивали у Волкова, кто виновен в смерти Георга, нужды в том не было. Весь город, весь так и исходил слухами, что в злодеянии этом повинен граф и его придворный, фон Эдель.

– Уж и не знаю, как фон Эдель будет выбираться из города, если он еще тут, – говорил шепотом бургомистр Волкову. – Люди злы, и все на вашей стороне, кавалер. Все жалеют молодого фон Клаузевица. Сегодня на рыночной площади какие-то наглецы кричали, что надобно графу запретить въезд в город, раз он так бесчинствует.

Говорил он это таким тоном, что Волкову стало понятно, что не без участия бургомистра в городе так кричали. «Надо же, бургомистр норовит прямо-таки лучшим моим другом стать, впрочем, друг мне сейчас никак не помешает».

Родственники были не против, и епископ решил читать панихиду нынче, отпевать молодого рыцаря прямо сейчас. Ну а что тянуть. В кафедральном соборе епископ велел звонарю играть траурный звон. Рассвело едва-едва, а весь город уже знал о случившемся.

Не то что в церкви было людно – на площади перед кафедралом было не протолкнуться. Те, кого служки и стража не пускали в храм, все равно не уходили с площади. Вся городская знать сошлась в церкви. Была чета Кёршнеров и с ними старший сын, соболезновали кавалеру и семье фон Клаузевица. Но Волков знал, что пришли они сидеть в первом ряду на панихиде. От этого ему стало тошно, но… отказать он им не мог, и когда служки всех рассаживали, Волков сказал, что это его родственники. Кёршнеры посему сидели в первом ряду – с ним, с родственниками убиенного, с бургомистром, с членами совета города, с судьей и капитаном стражи.

Когда все было готово и гроб с телом рыцаря вынесли к кафедре, вышел епископ в своем лучшем облачении. Был он бледен и грустен, но читал ритуал без запинки, звонко, вел дело со знанием. Старик был еще хорош, никто