Книга Алька. Огонёк - Алек Владимирович Рейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А с Борькой мы помирились и забыли про драку, вспоминая, говорили, что были дураками, так оно и есть. Как-то раз мы с ним решили, было тогда такое моровое поветрие пить всякую дрянь, впрочем, оно и сейчас присутствует, выпить Огуречного лосьона. Зачем мы это собрались делать, не помню, сказать, что мы были такими алкашами, что нам позарез нужно бухнуть, нет. Конечно, принимали по маленькой в своих юношеских компаниях, но это не было системой, в этом было больше бравады, чем желания выпить. Но раз решили, купили двухсотграммовый флакон лосьона, приготовили какой-то нехитрой закуски, открыли и налили поровну в два стакана. У напитка присутствовал приятный запах свежего огурца, ну думаю, ничего, проскочит. Но какая же это гадость на вкус, хотя создатели наверняка и не предполагали, что кто-то его будет пить, тем не менее, собрав волю в кулак, я проглотил эту отраву, запил её водой и потом застыл, не двигаясь, сдерживая рвотные позывы. С тех пор у меня напрочь пропало желание проделывать такие опыты над своим организмом.
Лет через десять, находясь в лаборатории кафедры МВТУ им. Баумана, где я учился на вечернем отделении, после лабораторной работы стояли, курили с ребятами, как вдруг ко мне подошёл парень и спросил: «Узнаёшь меня?» Я вгляделся, это был Лёсик, поговорили, оказалось, что он учится на той же кафедре, курсом выше на дневном отделении. Мир тесен.
В восьмом классе в весеннем воздухе плыли флюиды любви. Парни обсуждали друг с другом, кто из девочек краше, девчонки шептались по углам, во время уроков передавались записки, которые зачастую перехватывались учителями. Кто-то из них озвучивал текст на месте, вызывая смех класса или гул осуждения, кто-то читал, затем клал на стол и после урока подзывал автора для беседы, но, бывало, педагог рвал, не читая, эти действия всегда вызывали наше одобрение.
Моя первая любовь Наташка Фесенко закрутила роман с Ванькой Качаевым, когда эта новость стала известна, у всего класса отвисли челюсти. Это был мезальянс. Наташка была самой красивой девочкой в классе, возможно, самой толковой, училась практически только на отлично, но не делала трагедий, если получала четвёрку или даже тройку, хотя это было чрезвычайно редко, не была тупой зубрилой. А Ванюша Качаев был полной противоположностью, попал он к нам где-то в шестом классе, оставшись на второй год. Оставался он на уже в третий раз, был старше нас года на три, выше на голову даже Славки. В школу ходил не каждый день, по желанию, к урокам никогда не готовился, домашних заданий не выполнял, сидел со скучающим видом, дожидаясь окончания урока. В школе вёл себя спокойно, особенно никого не задирал, но, если чьи-то слова или поступки ему не нравились, он не полемизировал, не считал нужным с мелкотой препираться, или слов не хватало, не знаю, он просто дожидался оппонента у школы после уроков и бил. Лупил не жестоко, так, для наведения порядка, чтобы страх не теряли. Разобьёт нос, ну и ничего. В первый год его обучения его всегда усаживали на первую парту, его налысо стриженная голова была такой заманчивой мишенью, что один раз я не удержался. Тогда почти у каждого пацана в кармане была резиночка длиной десять-пятнадцать сантиметров с завязанными петельками по краям. Отрываешь десятисантиметровую полоску бумажки от тетрадки, плотно её скручиваешь, сгибаешь пополам, затем надеваешь резиночку на большой и указательный пальцы левой руки, если ты правша, заряжаешь свой метательный снаряд и… Вот это я и сделал. Ванька подскочил на полметра, развернулся, выискивая глазами врага, разглядывал каждого, пытаясь понять, он, не он, класс ухахатывался. Учительница пыталась вернуть занятия в нужное русло, но где там. На переменке Ванька тряс всех подряд, выискивая негодяя, да где найдёшь. Нашу четвёрку он не трогал, у нас был вооружённый нейтралитет, знал, что может огрести, хотя помнится, на первом году обучения попытался один раз поучить кого-то из нас. Дождавшись после школы, он не понимал, что придётся драться со всеми, в тот день нас было трое. Скорее, он подумал, что мы просто вышли втроём после занятий, и предполагал, что после начала драки двое остальных отвалят со страха сразу. Вышло всё иначе, ему пришлось драться со мной, Славкой и кем-то из финтов. Моей задачей было сбить ему дыхалку, но он пацан был не простой, прогнулся, и с учётом длины его рук я не дотягивался, мы со Славкой поменялись местами, у него стало получаться лучше, а мы в шесть рук стали обрабатывать ему, как у нас говорили, хлебальник. Тут было главное не в том, чтобы обязательно достать его, а в том, чтобы не попасть под удар самим, поскольку в силу разности возраста, массы и опыта его удар гарантированно срубил любого из нас с ног. Но тем не менее минуты через три он стал пятиться, а потом и вовсе отбежал метров на пять, остановившись, согнулся, упёршись руками в колени, проронил: «Дайте отдышаться, пацаны, – придя в себя, разогнулся и, заулыбавшись, изрёк: – Ну вы, парни, оборзели, ладно, мир», – мне показалось, что он даже остался довольным, хорошая смена подрастает. Для меня это происшествие могло быть проблемой, но всё обошлось. Мы с ним жили в одном доме, я в пятом, а он в седьмом подъезде, и периодически пересекались во дворе. В подвальном этаже нашего дома было бомбоубежище, аварийный выход из которого располагался во дворе. Это был железобетонный куб метровой высотой с малюсенькой дверкой, на который Ванька в первый же год после переезда водрузил голубятню. Она стояла там много лет, уже и после того, как он бросил заниматься голубями, там, у его голубятни мы иногда встречались, я, как все детишки, любил посмотреть на живых птиц, общались и в тот короткий период, когда я тусил с дворовой братвой. Помнится, как-то в небольшой компании Огоньковских я разок прошёлся прогуляться. Ванька взял в прогулку свинчатку, полукилограммовую свинцовую болванку, и мы отправились на променад. Он шёл чуть впереди, мы сзади небольшой группой. Встретив первого прохожего, рослого, хорошо одетого парня, Ванюша спросил: «Дай закурить», – ответ «не курю» Ване не понравился,
