Книга Один против всех - Борис Седов

Систему лохотрона я знал, конечно, только со стороны, но мне было известно, что теперь на сцену должна выйти группа прикрытия, местные «силовики», так сказать. И верно, откуда-то возникли двое крепких парней, одетых, как обычные прохожие, чтобы не бросаться в глаза и без нужды не мешать отлаженному действу.

- Мужик, не твое это дело. Правда, не твое! Иди домой, телевизор посмотри, сейчас «Улица разбитых фонарей» начинается. Там ты все увидишь, и драки, и перестрелки, а здесь - это не твое. Уходи!

Один из парней говорил все это и медленно ко мне приближался, я видел, что драки он не хочет, его работа грамотно разрулить ситуацию, и если я сейчас уйду, они не бросятся за мной в погоню, потому что я им не нужен, им нужна старая питерская учительница и ее деньги, все ее деньги, сколько бы их ни было.

- Нет, братишка, я не уйду.

- Тогда ты здесь останешься, - спокойно сказал «братишка».

Четыре или пять женщин, лохотронская массовка, крепко держа старушку, отступили, освобождая место для своих силовиков. Чтобы они, силовики, показали зарвавшемуся прохожему мужику, кто хозяин на питерских улицах, кто командует и кто подчиняется и что реальная улица разбитых фонарей несколько отличается от той, что мелькает на всех телеканалах.

Первый удар нанес я, потому что они мне не нравились, все вместе и каждый в отдельности, они были плохие люди, а плохих людей нужно учить, переучивать, или уничтожать…

Парень, который пытался меня уговорить, оказался неплохим бойцом, удар в челюсть он пропустил, но не упал, только покачнулся и сразу бросился в бой. Бил он быстро и точно, с хорошей боксерской выучкой, но я-то школу прошел посерьезней и на ринге, и в жизни, поэтому его удары приходились в блок и предплечья, редко в корпус, даже не сбивая дыхания. Я пока не отвечал, оценивал ситуацию, смотрел краем глаза, что делает второй боец и куда пропал толстяк с бумажником. Опасным противником толстяк не был, но какую-нибудь подлянку сотворить мог.

Наконец, мой противник начал выдыхаться и немножко надломился, это чувство я знал по своему опыту на ринге - когда долгая серия ударов не приносит результата, начинают опускаться руки, в буквальном смысле этого слова.

Вот и парень открылся один раз, другой, третий и получил то, что и должен был получить - хороший удар снизу в челюсть и сразу же слева в висок. Честно говоря, я не хотел его убивать, удар в висок боксерской перчаткой не опасен, ну упал ты на ринг, полежал свои восемь секунд и начал подниматься, не страшно, не впервой…

Но перчаток-то у меня не было, бил я голой рукой, костяшками пальцев в тонкую височную кость, и парень упал, и не успел он еще коснуться асфальта, как я понял - труп. И не успел я подумать о нелепой смерти неплохого, в общем-то, боксера, как на меня налетел второй «силовик», тоже крепкий, хорошо сложенный, но без всякой правильной выучки, обычный уличный боец, из мелкой шпаны поднявшийся до участия в лохотроне. С ним я не стал изображать первенство Вооруженных сил по боксу, его я просто поймал на прием, швырнул через себя на землю и с размаху ударил ногой в живот, а когда он согнулся, добавил пяткой по лбу. Парень охнул, выплюнул из себя комок желто-зеленой массы и затих, похоже, до прибытия «Скорой помощи».

Вот тут-то и появился исчезнувший было толстяк, и не один появился, а с куском водосточной трубы в руке. Водосточные трубы делают из тонкой жести, поэтому когда он меня ударил трубой по спине, я почти ничего не почувствовал, хотя удар и пришелся на старый след от нунчаки. Я развернулся и ребром ладони повалил толстяка на землю и для пущей науки несколько раз пнул его в рыхлый живот. Толстяк кряхтел и попыток подняться с земли не предпринимал, поэтому я позволил себе оглядеться.

Лохотронская массовка разбежалась, старушка в одиночестве стояла посреди пустого тротуара, прижимая к груди черную сумочку из кожзаменителя.

Я подошел к ней.

- Вас не обидели, бабушка?

- Боже мой, им же больно! Вы плохой человек! Разве можно так бить людей!

- Ну что вы, разве это люди?

- Конечно, мы все сотворены по образу и подобию…

- Как вас зовут, бабушка?

- Алена Савельевна, - она неожиданно смутилась. - Вы меня спасли, а я вам нотации читаю, вот дура-то!

- Давайте я вас провожу домой, мало ли что…

- Да я далеко живу, в Автово. Приехала на рынок, соседка сказала, что здесь сосиски подешевле можно купить, вот я и поехала, а тут эти…

- Давайте тогда на метро пойдем, мне по пути.

Я подхватил старушку под руку, и мы не спеша пошли в сторону «Горьковской», точь-в-точь бабушка с внучком на вечерней прогулке. И ничто нашей прогулке не помешало, только, переходя дорогу, мы пропустили два желтых милицейских «козлика», которые сворачивали к Ситному рынку…

Часть вторая

Маска смерти
Глава восьмая
Все могут короли

- Николай Всеволодович! - Петька Чистяков, будущий князь и генерал-губернатор Санкт-Петербурга осторожно потряс за плечо господина Романова-Черных.

Господин Романов-Черных просыпаться не изволил. Однако разбудить его следовало, и будущий князь снова принялся тормошить будущего Государя всея Руси. Государь уснул сразу после завтрака, с тех пор солнце совершило изрядный путь по своду небес и светило теперь аккурат в темечко будущему царю-батюшке.

Из-за того, что пост городского головы Санкт-Петербурга был временно занят, к тому же, стыдно сказать, занят женщиной, Петька Чистяков временно исполнял обязанности «блюстителя тела Государева» - нечто среднее между телохранителем и камердинером.

Он будил Романова-Черных по утрам, рассказывал о том, что и когда предстоит сделать в течение дня, привозил из ближайшей забегаловки пиццу - Государь был неприхотлив в пище - и выполнял множество мелких поручений, неизбежно возникающих во время загруженного дня господина Престолонаследника.

Господин Романов-Черных был человеком суровым, но справедливым. Он мог щедро осыпать милостями, но мог и покарать безжалостно и жестко. Не далее как вчера Петька Чистяков был лишен ордена Белого Орла только за то, что оплошал с подачей к столу устриц с шампанским и не вовремя совершил перемену кувертов.

Награда Чистякову была не нужна, тем более что возможности наградить, как таковой, еще и не существовало, был список лиц, предоставленных к награждению, и оказаться вычеркнутым из этого списка было, конечно, обидно, но переносимо. Хуже другое - к каждому ордену, чину или званию прилагался Высочайший дар в виде некоторого количества десятин земли, без крепостных душ, разумеется. Августейший предок, император-освободитель Александр Второй крепостное право отменил, и его потомок, Николай Третий, Всеволодович, возвращаться к прадревним временам крепостничества не желал, так же как к временам колхозов, совхозов или крестьянских общин, с которыми боролся еще Петр Аркадьевич Столыпин…