Книга Три килограмма конфет - Нельма

А мне, судя по идиотским неуместным мыслям, давно стоило бы предпринять любые меры, чтобы скорее протрезветь.

Я мысленно считала до пяти, полная решимости на этот раз точно развернуться и эффектно уйти, или даже позорно сбежать, но главное — не продолжать разговор, суть которого неизменно сводилась к попытке полить меня грязью, а сейчас я и без того ощущала себя выпачканной с ног до головы, причём уже не столько от мерзкого поступка неизвестного мне человека, сколько от обидного падения в грязную яму собственных неоправданных ожиданий и несбывшихся надежд. Было так липко и противно, и ещё периодами накатывали слабость и тошнота, любезно напоминая держаться поближе к любой стене, на которую можно будет облокотится.

Раз. Два.

Если этажом выше тоже кто-нибудь окажется, можно закрыться в туалете или всё же уйти в раздевалку.

Три. Четыре.

Как вовремя он решил поиграть в молчанку, давая драгоценную возможность избежать своей компании.

— Нуууу, вообще-то… — начал он одновременно с тем, как в моей голове щёлкнуло долгожданное «пять». Ну как у него получается из раза в разрушить все мои планы? Что за дурацкая привычка сказать одно ничего не значащее слово и замолчать на пару минут? И почему он так сильно меня бесит?

— Что, вспомнил ещё какую-нибудь офигенную шуточку из своих заготовок? — закатив глаза, резко спросила я и, раз уж по велению злого рока мы снова очутились наедине в самый неожиданный момент и мне не удалось вовремя сбежать, решила приложить все возможные усилия, чтобы сделать этот разговор последним. Надоело постоянно прятаться от него, да и выслушивать оскорбления надоело, и даже строить из себя жалкую пародию на местных стерв типа Светки. Виски, кажется, успел воздействовать на каждую клеточку моего мозга и теперь яростно требовал положить конец этой войне любой ценой.

На языке уже крутились слова о том, насколько он избалованный, эгоистичный придурок, пожелания в будущем тоже испытать постоянный прессинг с чьей-нибудь стороны, а ещё скромная просьба оставить меня в покое и радоваться тому, что смог уделать в сарказме ничем не примечательную девчонку. Причём если бы не пьяное состояние, усиливавшее разочарование в жизни и злость на всё и всех, я бы точно ограничилась только просьбой.

— Я хотел сказать, что обычно ни на кого не бросаюсь и меня мало интересует, чем занимаются люди вокруг. Но… чёрт, меня просто бесит, когда показательно рыдающие девчонки снова срывают тренировку, на которую и так всех пинками загонять приходится. Я много раз терпел эти выходки, а тут сорвался, — сказать, что я опешила от его слов, это значило не сказать ровным счётом ничего. Кажется, я даже совсем комично раскрыла рот от удивления, ведь прямо сейчас Иванов объяснялся? По-своему извинялся? Пытался оправдаться?

До этого мне как-то не приходилось думать о том, что наше противостояние может доставлять неудобства и ему тоже. Ну ладно, несколько раз я думала об этом, но его поведение по отношению ко мне как-то само собой сводило на нет подобные предположения, превращая их скорее в мои настойчивые попытки отыскать лишний повод сдаться и в следующую встречу игнорировать любые нападки на себя.

А теперь мне оставалось только смотреть на него со смесью удивления, недоверия и смущения, чувствуя себя последней сволочью из-за того, что только минуту назад снова всеми силами нарывалась на грубости, не подумав просто попытаться выслушать его, прежде чем начинать по привычке обвинять во всех смертных грехах. Это было так стыдно. Настолько, что я приготовилась принести ответные извинения, внезапно растрогавшись почти до слёз.

Виски вместе с хмурящимся Максимом Ивановым определённо могут пробить меня на сантименты.

— У нас впервые по-настоящему важный сезон впереди, а мне приходится постоянно орать на ребят, потому что они отвлекаются от игры, то утешить кого-нибудь, то сбегать пофлиртовать, — продолжил он, прежде чем я успела вставить хоть слово, — а виной всему пустоголовые курицы: таскаются на поле в надежде устроить личную жизнь и не имеют даже смутных представлений о футболе.

Первой моей реакцией стал странный, нервно-истеричный смешок, вырвавшийся раньше, чем я успела сообразить. Захотелось взвыть в голос и, показательно ударившись пару раз лбом в стену, спросить: «Что же ты за человек-то такой, Иванов?» Я не понимала, как у него из раза в раз получается внезапно произвести хорошее впечатление, несмотря на моё крайне предвзятое отношение, а потом одним махом снова всё испоганить. Талант, не иначе!

Несмотря на состояние неустойчивого равновесия, лёгкого онемения в теле и царящей в голове эйфории, я впервые очень отчётливо видела, что он не хотел уколоть меня своей фразой, просто высказал первое пришедшее на ум. Это оказалось несложно заметить, наблюдая за тем, как поменялось выражение его лица, но мне всё равно стало обидно. Я не считала себя тупоголовой курицей, но ведь на поле тоже приходила устраивать свою личную жизнь, если, конечно, немое обожание одного из игроков подходило под такое всеобъемлющее определение.

— Да я забью тебе гол с трёх попыток, — фыркнула я с выражением абсолютной уверенности в собственных силах, будто разговор шёл о каких-то рутинных элементарных делах, выполняемых ежедневно миллионами людей на планете. Но мне и простейшие задачи порой оказывались не под силу: в яичнице то и дело попадались ошмётки скорлупы, тарелки выскальзывали из рук и разлетались на осколки по дну раковины, в щётке пылесоса заедали шторы, а на окне с удивительной скоростью дохли даже кактусы.

Вряд ли Максим мог знать, что я постоянно поскальзываюсь на лестницах и до сих пор не смогла научиться нормальной подаче в волейболе, но, видимо, у него и без этой информации нашлось достаточно соображений по поводу моих спортивных способностей, чтобы весело и заливисто рассмеяться. И самым правильным решением было присоединиться к нему и посмеяться за компанию.

Но разве я умею принимать правильные решения? Ха, какая несусветная глупость.

— Пойдём. Прямо сейчас, — уверенно заявила я и, развернувшись на каблуках, отправилась вон из коридора неторопливым шагом, за которым надеялась скрыть слегка покачивающуюся из стороны в сторону походку.

— Я увеличу количество попыток до десяти. Но будет удивительно, если ты хоть раз сможешь попасть по мячу, Барби, — Иванов быстро догонял меня, всё ещё продолжая смеяться, чем и злил, и раззадоривал, как специально говоря именно те слова, после которых хотелось расшибиться насмерть, но уделать этого высокомерного засранца.

— Это костюм близняшек из «Сияния», дурак, — на ходу огрызнулась я, мельком бросив взгляд на его нагло улыбающееся лицо, почти светившееся от счастья, а потом скептически осмотрела клетчатую рубашку, наброшенную прямо на светло-серую футболку, тёмные джинсы и кроссовки. — А тебя забыли предупредить, что нужен костюм?

— Я в костюме самого популярного парня школы, — пропел Максим очень уж довольным голосом, а мне подумалось, что в это время он наверняка рисует в воображении момент своего скорого триумфа, когда на поле я упаду в грязь лицом, причём, вполне возможно, и в прямом смысле. — Я терпеть не могу все эти сборища с кучей баранов, дёргающихся под музыку как эпилептики. А уж костюмированные школьные дискотеки это вообще трэш.