Книга Русалочка должна умереть - Соро Кет

Девушка, которой меня навязали, как новенькую, показала шкафчики, раздевалки и туалет. На этом ее толерантность кончилась. Она подчеркнуто указала на пустой стол в столовой и пошла дальше.

Дежа вю.

Мне казалось, я была к этому готова, но готовой я не была готова.

Наш клан был большим и довольно спаянным. И мы не то, что дружили между собой, но всегда общались. Со мной учились Штрассенберги, Ландлайены, Тилленбурги… И все они знали, кто я и сколько за мной стоит.

У меня было место в обществе, мое место было среди семьи. Если бы в школе мне указали на пустой стол, мои старшие братья Штрассенберги заняли бы все места. Сестер Штрассенберг у меня почти не было, а те что были – были намного старше или младше меня. Но!.. Если бы я сама или кто-то другой увидели, что обижают одну из них, мы собрались бы и дали бы за нее отпор.

Таков был клан Штрассенбергов: дома относись друг к другу как тебе хочется, но за стенами квартала, держись семьи и защищай ее честь, как можешь.

Теперь, одной своей придурью, Филипп вышвырнул меня за пределы клана. Здесь я была никем. Здесь фамилия Штрассенберг ничего не значила, а фамилия Дитрих только усугубляла все.

Ральф был так холоден, что на нем можно было раскладывать скоропортящиеся продукты. А тетушка запретила мне нормально накраситься и надеть привычную мне одежду. В худи и джинсах, я ощущала себя русалкой, которую вынесло на скалу. Нелепой, неловкой и беззащитной в чуждом ей элементе.

Я села, распечатала йогурт и огляделась по сторонам. Другие девочки захихикали и склонили головы, чтобы лучше слышать, что им говорит моя провожатая. Нечто в духе «она башку в асбесте вымачивает?».

Что я могла сказать?.. Одна, совсем одна, без поддержки тесного круга родственников? Даже Ральф и тот выбрал Стеллу.

Несколько лиц, знакомых мне по начальной школе притворились, что не знают меня. Несколько лиц, увиденных в церкви, кивнули, но скорее смущенно. В столовую, обнимая за шею какую-то девушку, вошел Антон.

Пропустив один год по причине отсидки в колонии, Антон был единственным парнем в школе, который водил машину. И еще, был звездой: пловец, красавчик, сын известного в городе адвоката. И плохой парень.

Девушка, что шла с ним, то и дело пялилась на меня. Ее я не знала, но судя по маркам безвкусно подобранных шмоток, бедна она не была. Девушка уставилась на меня, остановилась и что-то резко сказала Антону.

Антон покраснел и принялся что-то мямлить.

Вот только этого не хватало.

Рассказа, как он бросил меня. Я допила свой йогурт и поднялась.

– Эй, – сказал парень, пока Антон и все остальные за его столиком делали вид, что не смотрят на мои шмотки. – Это ты сестра отца Дитриха?

Я кивнула.

– У тебя тоже целибат, или ты монашка? – загоготал он.

Антон стал красным, как форма его любимой «Баварии». Его девушка рассмеялась, и я поклялась себе, что верну его. Просто для того, чтоб ей насолить. Но что ответить, я так и не нашлась. И тоже побагровела.

– Обет молчания, – сказал кто-то глубокомысленно.

– Захлопнись, – сказал Антон.

Остаток дня прошел, как в тумане.

Под взгляды Свени, так ее звали, алые уши Антона и смешки за моей спиной.

И тем не менее, я обратила внимание, насколько красивы местные мальчики. Деревенские, крепкие, с красивыми лицами и такие ухоженные, словно их привозили в школу прямо с конкурса красоты.

Пара их, помимо Антона, ходили в «бойцовский клуб» и титул Ральфа больше не вспоминали. По крайней мере, при них. На Свеню и ее клуш-подружек, увы, их власть не распространялась. И именно она, целый день, подспудно и непрестанно, гнала на меня волну.

Если бы Свеня хоть что-то сказала мне, я бы врезала ей. Просто так, с ноги. Чтобы она кувыркнулась и никогда больше не смела открывать рот. Но Свеня ничего мне не говорила. Она говорила так, чтобы я все слышала, но… обращалась к кому-нибудь за моей спиной.

И после школы, когда все разом, гурьбой рванули на выход, я не придумала ничего лучшего, чем обратиться к бывшему парню.

– Эй, – сказала я. – Хай, Антон. Помнишь меня? Мы расстались, когда моя грудь перестала быть идеально плоской, как тебе нравится.

Кто-то хихикнул, кто-то прыснул в кулак. Свеня позеленела и на миг сжалась, пытаясь скрыть что ее-то грудь была по-прежнему идеально плоской.

– Скажи своей девушке, я готова ее претензии в любой момент обсудить. А не захочет обсуждать тет-а-тет, я ей просто врежу. Ногой. С разворота.

Антон так и не нашелся, что мне сказать, но Свеня вскинулась, как собака:

– Больно ты мне нужна, чтобы о тебе разговаривать!

– Больно будет, когда я челюсть тебе сломаю, – сказала я. – Хочешь сказать мне что-то, скажи в лицо. Иначе, получишь в морду!

И вышла, натянув капюшон.

Волчьи мальчики.

– Не хочешь собрать подружек в гастхаузе? – спросил Ральф тем же вечером тетю.

Она подняла глаза.

Погода стояла дивная, но слишком жаркая для футбола и Ральф давно поговаривал, что хочет собрать парней. Мысль, что он соберет своих оловянных солдатиков дома, пришла ко мне лишь сейчас.

И сразу стало понятно, зачем он заказывал столько мяса и слабоалкогольного пива.

– Вот убедишься: однажды, они убьют тебя живьем! – предрекла тетя.

– Ты, как всегда, логична.

– Тюрьма по ним плачет!

– И девчонки, которых прячут городские мамаши… И кстати, о девчонках. Верена, ты сделала уроки и эпиляцию?

Я вскинула голову: ЧТО?!

После того, что я сказала Свене неделю назад, я осторожно перехожу дорогу и не хожу по темным углам. Мне очень не хочется принимать ее у нас дома.

– Семье Верены такое не понравится, – вмешалась тетя Агата.

– Ее семья – мы.

Тетушка рассмеялась ему в лицо.

– Я думала, ты уже перестал воображать себя Принцем.

Он вскипел, это было видно, хотя Ральф даже не изменился в лице. По щекам рассыпался крапивный румянец. Глаза потемнели, словно гранитный памятник.

Я отодвинулась по инерции, но тетушка в этом плане была чувствительна, как чурбан для колки поленьев.

– Верену я заберу с собой. Мы как раз хотели сходить в приют.

– К беженцам? Ты с ума сошла?! Нет, нет и еще раз нет. Я собираюсь познакомить ее с ребятами. Ей нужны друзья в школе.

– Но эти мальчики не нашего круга! – взвизгнула тетя.

Ральф собирался что-то мне сообщить, но тетин вопль изменил траекторию его мысли. Глаза потемнели еще сильнее; словно их залили смолой.