Книга 13 привидений - Михаил Павлов

Теперь появился шанс покинуть чужбину немедленно. Тогда он успеет еще погулять, пока взрослеет невеста. Басмач довольно потер ладони – силой Аллах его не обидел, мужеством тоже. Пускай временные друзья, которые и друзьями-то не были никакими, осторожничают – их дело. Он праздновать труса не привык и не станет. Испугаются эти трое – пойдет один. Адрес возьмет, металлоискатель у дурной бабы отберет и сделает в одиночку. Только на долю остальные пусть тогда не рассчитывают. Все, что Шухрат найдет, – все его.

– Ты как? – голос Юркана в трубке звучал мрачно и напряженно. – Остальные в деле.

Хана смахнула со лба вороную прядь.

– Кипяток, говоришь? – переспросила она, стараясь звучать спокойно.

– Да. Крутой.

– Я подумаю и перезвоню.

Маму Хана не помнила. Раскопами она занималась с детства – отец таскал дочку в археологические экспедиции в основном потому, что не с кем было оставить. Школьные подружки летом разъезжались по курортам и дачам, Хана улетала к черту на рога в компании полудюжины ученых, такого же количества подсобных работяг и поварихи. Повариху вскоре сократили – с ее обязанностями Хана справлялась лучше. В четырнадцать лет она в дополнение к стряпне уже вовсю долбила породу, копала шурфы и просеивала грунт.

В шестнадцать Хана осиротела.

Мечты о поступлении в СПбГУ, о кафедре археологии, о студенческой жизни дружно отправились к чертям. Надо было на что-то жить. Школу Хана бросила и год-другой перебивалась грошовыми заработками, пока не наткнулась в Сети на кладоискательский форум. Подвизались на нем, в основном, болтуны и бездельники, вовсю травившие несусветные байки и путающие лопату с киркой. Но были среди форумчан и люди серьезные, явно бывалые и опытные. Особенно один, скупой на слова, с подписью «Своих не бросают» под нечастыми комментариями.

– С одесского кичмана сбежали два Юркана, – отправила ему Хана личное сообщение. – Или откуда такой псевдоним?

– Не твое дело, – последовал мгновенный ответ.

– Не мое, – согласилась Хана. – Мне деньги нужны.

– Надо же, – подал язвительную реплику собеседник. – А мне, можно подумать, нет. Что умеешь?

– Все, – честно ответила Хана. – С шести лет копаю.

– Прямо-таки с шести?

– Прямо-таки.

– Что ж, проверим. Кликуха у тебя подходящая.

– Какая есть. – Уточнять, где следует ставить ударение, Хана не стала.

В команде она пришлась ко двору. Так же, как подаренный покойному отцу на пятидесятилетие «Минелаб», заменивший Юркановский одночастотный «Баунти хантер».

– Интим не предлагать, – на первой же ходке сказала Хана здоровенному узбеку, оценивающе щурившему на нее глаза. – Или по хлебалу кайлом.

Узбек набычился, побагровел, стиснул кулачищи и подался к Хане. Остальные двое расхохотались.

– Грабки прибери, Басмач, – отсмеявшись, велел Юркан. – Не видишь, что ли, – своя баба.

– Мы только работаем, – объяснил тщедушный белобрысый парнишка в строгих роговых очках. – В жизнь друг к другу не лезем. Встретились, дело сделали, разбежались, навар поделили, и все.

Хана кивнула.

– Меня устраивает…

Об аномалках она была наслышана с юных лет. И об экспедициях, из которых вернулись не все.

– Не лезь, млять, – не раз говорил кряжистый рябой дядя Жора, подсобный рабочий при экспедиции, бывший старатель, бич и алкаш. – Никогда, млять, не лезь, курва, если жизнь дорога.

Жизнь, конечно, штука хорошая, отстраненно подумала Хана.

– Даже для такой мымры, – сказала она вслух, посмотревшись в зеркало и показав отражению язык. – Двадцать три года с тобой уже живу, непутевая. Считай, привыкла.

Женька, единственная подруга со школьных времен, не уставала твердить, что Хане пора найти приличного парня, а занятия свои полукриминальные бросить. Дважды она даже приводила приличных парней с собой. Оба старательно оказывали Хане знаки внимания под благосклонным Женькиным присмотром. Оба записали Ханин телефон. Не позвонил ни один.

– Ты их отпугиваешь, – подвела наконец итог Женька. – Посмотри на себя. Интересная баба, фигуристая, морда на месте, жопа на месте, сиськи опять же. А ведешь себя как беспризорница. Одета черт знает во что. Походка как у раздосадованной гориллы. Водишься невесть с кем. Жаргон этот ужасный – ходки, лежки, синьки, проньки. Живешь, будто в лесу.

Хана согласно кивала – Женька была кругом права. Тем более что в лесу Хана и вправду чувствовала себя как дома…

Куш, вновь и вновь думала она, сорвать куш. Об этом мечтает всякий копаль, только мало кому удается. С чего, интересно знать, Юркан взял, что они непременно найдут что-то ценное? Скорее всего, отыщут, как обычно, всякую дребедень – чтобы ноги с голоду не протянуть, хватит. А вот гробануться можно конкретно. Ее передернуло, стоило представить, как это произойдет. Скрутит, полоснет по лицу когтями. Или, может статься, клыками. Или не по лицу.

Раздумья прервал телефонный звонок.

– Слышь, подруга, ты что выделываешься? – осведомился мобильник голосом Очкарика.

– Да не выделываюсь я, – с досадой ответила Хана. – Страшно.

– Всем страшно. Только я тут такое нарыл…

– Что именно? – заинтересовалась Хана.

– При встрече узнаешь.

Хана тяжело вздохнула. Нарыл он, видите ли. А может, и в самом деле нарыл, и удастся разбогатеть? Тогда она сдаст вступительные в универ. Выучится на археолога. Будет копать землю в экспедициях, а не на ходках. Может быть, даже… Хана мысленно махнула рукой.

– Согласна, – выдохнула она. – Пойду.

– Значит, так, – Очкарик обвел взглядом напарников, – последние жильцы выезжают послезавтра. Это воскресенье. Снос назначен на среду, у нас будет три дня.

– Три ночи, – поправил Юркан.

– Само собой. Ну а теперь слушайте. Дом построил в 1726-м светлейший князь Меншиков. Жила там его содержанка, но недолго. Осенью 1727-го князь попадает в опалу и отправляется в ссылку, имущество конфискуют. В дом вселяется некий граф Баранов, человек состоятельный и близкий ко двору. До сих пор все чисто. Однако в 1750-м граф уступает дом барону Вышинскому, тут-то все и начинается.

– Давай по порядку, – велел Юркан. – Что именно начинается?

– Сейчас узнаешь. Был господин барон человеком весьма образованным. Увлекался науками, но не точными и не естественными, а оккультными. В частности, черной и белой магией, в коих имел немалые познания. Жил его милость на широкую ногу, устраивал у себя званые банкеты, балы, одних лакеев держал с полсотни. Продолжалось так до 1772-го. Так вот, в этом году барон, разменявший уже шестой десяток, овдовел, но горевал недолго и женился на молоденькой, из старинного дворянского рода. Звали ее Настасьей Нарышкиной, и была эта Настасья, судя по всему, слаба на передок. Года после свадьбы не прошло, как его милость отъехал на охоту, а, вернувшись раньше срока, супругу застал ин-флагранти.