Книга Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек

Он лучший. И докажет это, даже если ему придется утопить весь Истанбул в крови!

На миг перед глазами мелькнул образ какого-то мальчишки, заколотого вилами. Кто он такой, почему так бешено билось тогда сердце? Ах да, это был день, когда убили клятвопреступника и предателя султана Османа…

Но таким ли уж мерзавцем был Осман? Да, он убил шахзаде Мехмеда, но о чем он думал в тот миг, когда отдал приказ? О чем думал, приказывая убить сына нечистой крови? Не о благе ли Блистательной Порты? Да, султан мог ошибаться, но разве не таково его право?…

Кинжал приятно грел кожу под халатом, а призрак мальчика, убитого во время мятежа, – призрак, которому малолетний Мурад поклялся, что более подобного не повторится, – перестал наконец маячить на краю сознания, растворился в мягко дрожащем от напряжения воздухе мечети Эйюб. Скоро Мурад станет султаном и сам себя разрешит от этой клятвы.

Шейх стоял посреди мечети, а рядом, опустив глаза, стояли трое подростков, каждый на бархатной алой подушке держал по мечу. Три меча: меч Османа, меч четвертого праведного халифа Али, меч султана Селима Явуза, отца Сулеймана Кануни. Да, султана прозвали «Явуз», что значит «Свирепый», за то, что он первый велел умертвить всех своих родичей, что могли притязать на престол, однако разве он был неправ? Даже убив отца своего, разве неправ был султан, расширивший владения Османов на две трети от прежнего? Вот с кого Мураду следует брать пример… во всем брать пример, до тех пор, пока не превзойдет он Селима Явуза!

Прозвучала хутба – торжественная проповедь, повествующая о деяниях добродетельных мусульманских владык начиная с Пророка – мир ему! Мурад слушал, переминаясь с ноги на ногу, почти не в силах дождаться окончания хутбы. Скорее бы началась церемония, скорее бы!

Словно осознавая, что владыка недоволен, мулла скомкал окончание речи и наконец замолчал.

Не обращая внимания на склонившегося перед ним шейха, Мурад протянул руку и вопреки церемонии сам взял первый меч. Для подростка он был все-таки не по руке: тяжелый, пригибающий к земле. Как так? Неужто меч Османа противится новому владельцу?

Не бывать тому!

Мурад, закусив губу, быстро препоясался. Затем, оттолкнув руки шейха, не обращая внимания на шепотки, прокатившиеся по рядам царедворцев, схватил второй меч. Сам! Он станет султаном сам!

И никто его не остановит!

Когда Мурад выходил из мечети, мечи больно били его по ногам, будто пытались остановить, не пустить, словно шептали: «Куда ты, недомерок, ишь выискался, возомнил о себе невесть что!» Все вокруг враги, все! И только кинжал, только чудесный кинжал, который всегда с Мурадом, не мешал, будто старый друг, протянувший руку помощи.

Откуда взялось сравнение, Мурад не знал. Наверное, что-то из поэзии арабов, еще не знавших Корана. У самого Мурада не было старых друзей. Тургай – и тот новый приятель.

А вот кинжал, казалось, был с шахзаде… нет, теперь уже с султаном Мурадом всю его недолгую жизнь.

Командир роты янычар шагнул вперед, упал на одно колено, преподнес новому султану чашу с шербетом. Мурад выпил ее – было сладко до горечи. По обычаю наполнил чашу золотыми монетами, вернул и произнес то, что говорили султаны до него:

– До встречи в стране золотого яблока!

Вот только в отличие от многих султанов, правивших до него, Мурад свято, истово верил, что он поведет свои войска в страну золотого яблока, в христианский мир, и повергнет слабых и жалких его правителей во прах, дав им узреть гнев Аллаха. Так же, как делали это до него Мехмед Фатих, Осман и Селим Явуз. И уверенность эта передалась диким янычарам – воздух сотрясся от приветственных криков.

Свирепые подданные приветствовали своего неистового предводителя.

По крайней мере, Мураду нравилось так думать.

* * *

«Его уже не спасти».

Только эта мысль и билась в голове у Кёсем-султан, когда смотрела она, как сын ее препоясывается тремя мечами, как трепещут его ноздри одновременно от ярости и восторга.

В мечети Эйюб много тайных местечек, где можно укрыться от мужских глаз. Церемония опоясывания мечами – для мужчин, это правда. Теперь Кёсем поняла почему.

Христианским королям мажут голову елеем и водружают корону. Султаны же готовятся к битвам и походам, в этом смысл того, что творилось нынче в мечети Эйюб. Дело воина – сражаться, дело султана – повелевать воителями. Ее Мурад, ее маленький Мурад всерьез выбрал эту стезю.

«Его уже не спасти».

Кинжал у него – в этом Кёсем была свято убеждена. Слишком похож был султан Мурад на султана Ахмеда и на султана Османа. А значит, следует предоставить Мурада его судьбе и позаботиться о других сыновьях, пока не поздно.

Аллах, за что караешь? За что требуешь отдавать Блистательной Порте сыновей одного за другим? Разве мало этой стране, что всю себя отдала, что любила ее сыновей, что родила ей других сыновей? Почему же она, словно Молох, пожирает детей одного за другим?

И что ей, Кёсем, делать теперь?

А что она вообще может сделать?

Рано или поздно Мурад полностью попадет во власть проклятого кинжала. Начнет делать чудовищные, противоестественные вещи. Вряд ли он сумеет противиться слишком долго, ведь кинжал получил его душу, когда он был совсем еще ребенком. Взрослые не слишком-то долго держались, а уж дитя… С другой стороны, может, дети как раз и могут противиться кинжалу?

Может, не зря успокаивался Мурад, когда встречался с Тургаем? Кровь или нет, но что-то противостояло черной силе, высасывающей душу из будущего султана! Не в том ли дело, что Тургай с Мурадом дружат… и вроде как дружат крепко…

О Аллах, и ведь не поймешь, что хуже – жизнь совсем без надежды или надежда ложная, ласково манящая, чтобы потом в сердце твое впилась тысяча скорпионов и змей! И то, и другое разрывает душу на части, но по-разному. Хотя итог все равно один: ты остаешься разбитой и опустошенной, а в цветущем саду души твоей отныне пустыня, и шакалы воют над падалью.

Кёсем устало прикрыла глаза. Ей не хотелось видеть, как падает во мрак еще один человек, которого она любит.

«Его уже не спасти».

Хадидже-первая тенью стояла рядом. О Аллах, зачем Кёсем пришла сюда, да еще девочку притащила? Послала бы Хадидже-вторую, никто и не заподозрил бы подмены! Ну разве что Доган с Карталoм, но и те, если близко подойдут, а этого им как раз и не дадут сделать.

Кажется, Хадидже опять понимала больше, чем показывала. Как только султан Мурад – теперь уже султан, и ничего не поделаешь! – вышел из мечети, а придворные потянулись за ним, верная гёзде мягко тронула Кёсем за рукав:

– Идем отсюда, госпожа. Сейчас все выйдут, мужчинам будет не до нас, кто-нибудь из Крылатых отвезет нас во дворец. Султану ты нынче вряд ли понадобишься, ему еще послов принимать. Эти набежали, как голодные павлины к кормежке.