Книга Счастье на тонких ножках - Юлия Климова

Торжественно кивнув, я согласилась с вынесенным приговором. Мои щеки все же вспыхнули от стыда, и выражение лица Эдиты Павловны смягчилось. Она натянуто улыбнулась и тоже кивнула, скрепляя наш договор нерушимой печатью.

– Еще не все потеряно, – со значением произнесла она, желая меня приободрить.

– Да, конечно, – выдавила я и тяжело вздохнула.

Я боялась услышать какую-нибудь болезненную фразу, например: «Твои родители вряд ли бы гордились сейчас тобой», и поэтому желала скорейшего окончания разговора. Я стану умнее. Хорошо. Я буду зубрить правила и формулы, читать по пять раз каждый параграф и… хотя у меня большие проблемы с музыкальным слухом, я тем не менее запишусь в хор!

Если бы этот дом был мне родным, то, наверное, трехлетнее обучение вдали от семьи могло бы расстроить, а так… Я уже чувствовала себя перекатиполем, и даже не верилось, что я много лет прожила на одном месте в обществе тети Томы. Душа устала от лихорадочного состояния растерянности, я плыла по течению, точно тонкая сухая ветка – вперед, вперед, вперед… Но о береге я мечтала. Очень сильно.

– А теперь давай поговорим о хорошем. – Эдита Павловна расслабленно откинулась на высокую спинку кресла и плавно положила руку на край стола. Бордовый лепесток розы упал на скатерть, качнулся и замер. На всякий случай я сосредоточила свой взгляд на нем, потому что интуитивно подозревала, что у нас с бабушкой может быть разное понимание хорошего. – Я хочу представить тебя обществу. В следующую субботу я приглашу друзей семьи, знакомых и тех, кто мне интересен. Летом я всегда устраиваю званый вечер, а теперь и повод имеется… – Она сдвинула брови и на полминуты задумалась, затем произнесла тихо: – Да, с этим тянуть не стоит… Пусть знают, что у Ланье всегда в рукаве есть козыри… Мы – сила… – Затем Эдита Павловна посмотрела на меня и холодно добавила: – Ты жила за границей. Про деревню забудь. Не желаю никогда слышать об этом.

Около своей комнаты я встретила Нину Филипповну и поздоровалась, она тоже остановилась, поздоровалась в ответ, одернула белую вязаную кофту и коротко улыбнулась.

– Ты от бабушки? – спросила она.

– Да.

– Я собираюсь к ней…

– Эдита Павловна сказала, что в следующую субботу пригласит гостей…

– Летний бал, – просто объяснила Нина Филипповна, – в нашем доме это традиция. Будет много народу, музыки, цветов… – Она замолчала, смутилась, поправила волосы, нервно дернула плечами. – Извини, мне нужно идти…

Я смотрела на нее и поражалась, насколько они с Корой разные, хотя сестры. Если одна – яркая грозная птица (или кобра…), то вторая… м-м-м… ручей. Да, ручей. Нину Филипповну я больше ни с кем и ни с чем сравнить не могла. От нее шли тепло и ласка, но, кажется, все ее чувства и порывы были скованны и сжаты.

– Летний бал, – повторила я, вспоминая с грустью Лилькины компотно-пирожковые вечеринки. – Почему бы и нет… Ладно… Я справлюсь…

Глава 8,в которой я превращаюсь в Золушку, танцую и шокирую светское общество

Приготовления начались уже на следующий день. Мебель (а в зале ее было немного) передвинули, и без того чистые светильники протерли, полы покрыли не то лаком, не то блеском. Из ниоткуда, точно по мановению волшебной палочки, появились небольшие круглые столы и стулья с изогнутыми спинками, стеклянные этажерки, витиеватые золоченые подставки для цветов, высокие и низкие вазы из одинакового полупрозрачного стекла и пока не работающий фонтан. Всеми организационными вопросами занималась Кора, но можно было с уверенностью сказать, что каждое ее действие издали контролирует Эдита Павловна.

Своего дядю я видела лишь вечерами, и он не принимал никакого участия в подготовке к балу. Нина Филипповна (я догадалась, что на ее плечах лежит ответственность за ведение домашнего хозяйства) изредка прохаживалась по залу и то поправляла шторы, то устраивала репетицию сервировки стола, то выбирала скатерти, то сидела над меню, ставя галочки, плюсики, стрелочки, подчеркивая и зачеркивая те или иные блюда. Она была немногословна и держалась в стороне, собственно, поведением мы были с ней похожи. «Наверное, она тоже росла в деревне, а потом о ней вспомнили и притащили в этот дом», – фантазировала я, умирая от скуки.

Лера целыми днями носилась с журналами, выбирая платье. Ей хотелось нечто красивое, удивительное и вызывающее. Бабушка, посмотрев на одну из фотографий, недовольно поджала губы, категорично покачала головой и попросила Кору объяснить дочери, что такое вкус, а что такое вульгарность.

К Лере раза три приходили подружки. Компания запиралась в комнате, и оттуда доносились восклицания, ахи, охи и звонкий смех. Меня, конечно, не приглашали… Испытывая частые приступы одиночества, я написала и отправила Лильке два письма и в основном проводила время в библиотеке за чтением книг.

– Мама, пора позаботиться о ее платье, – проходя мимо меня, как-то бросила Кора. – И я не представляю, что можно сделать с ее волосами… Наверное, лучше поднять вверх и собрать на затылке.

Она говорила обо мне так, будто я была кукла в витрине магазина, но я не обиделась. Я уже давно обратила внимание на то, что слова тети меня не расстраивают и не задевают. Летят себе мимо и летят…

– Не волнуйся, – сухо ответила Эдита Павловна, ставя малюсенькую чашку с кофе на угол столика. – Я обо всем позаботилась, сегодня вечером состоится примерка.

О платье я думала нечасто, вряд ли бы мне разрешили выбрать его самостоятельно…

«Только бы не пышное и без рюшек, без дурацких лент и бантиков…» – молилась я, мысленно рисуя различные фасоны, подходящие под определение «ужасные».

Бабушка носила одежду густых и мрачных тонов, любила тяжелые бусы, объемные кольца, черные и коричневые кружева. Лишь один раз я видела ее в бежевом костюме без украшений (она куда-то уехала рано утром и вернулась поздно вечером), и поэтому моя участь обещала быть незавидной. «Или бабушка сделает меня похожей на себя, или мне предстоит нацепить настоящее бальное платье восемнадцатого века и предстать в нем перед гостями». Я бросила взгляд на Нину Филипповну, мечтая о поддержке, но она была занята розами, и лишь тяжелый вздох вылетел из моей груди. Раздобыть бы шапку-невидимку…

Но опасения оказались напрасными – у какого-то известного модельера бабушка заказала три светлых платья, не отягощенных рюшками и бантиками. Я сразу влюбилась в светло-серое и надеялась заполучить именно его (кремовое смотрелось по-детски, а в белом я чувствовала себя неловко).

– Какое тебе понравилось больше всего? – хмурясь, спросила Эдита Павловна.

– Серое! – с надеждой выпалила я.

– Мне тоже. – Она позволила своим губам растянуться в улыбку, развернулась и, считая вопрос решенным, выплыла из комнаты.

Платье приталенного силуэта, с короткими рукавами-крылышками, с вышивкой и бусинками на поясе опускалось почти до пола, вовсе не подчеркивало худобу, а делало меня стройной и… наверное, приятной. При каждом шаге умеренные волны юбки подрагивали, ткань ловила капли света и серебрилась.