Книга Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

— Привет, сердце мое! — воскликнул при виде меня Антоний. Он протянул мне кубок, до краев наполненный розовым вином. — Испей, испей из Леты и забудь обо всем.

Едва ли это возможно. Увы, никакому вину такое не под силу.

— Кто бы мог подумать, что их придет так много, — промолвил он, обводя взглядом оживленную многоцветную толпу.

— Так много кого? — уточнила я. — Склонных к веселью александрийцев?

— Увидишь, — ответил он с загадочным видом.

Пока я увидела стоявшие лишь на подставках чаши, полные золотых монет, в которые некоторые из присутствующих походя запускали руки. А также предметы на столе: бюст Октавиана, театральные маски, золотые сосуды и блюда.

— Когда мы будем обедать? — спросила я, поскольку ни обеденных столов, ни лож как раз не увидела.

Он пожал плечами.

— Не берусь сказать. Когда захочется.

— Но еда…

— О, это не проблема, — беззаботно сказала он. — Еду подадут в любой момент, она всегда ждет. У меня на кухнях поджаривают на разных вертелах с разной скоростью сразу дюжину быков, так что один из них точно будет готов, когда мы пожелаем перекусить.

Я была потрясена: какая расточительность! Он сошел с ума?

— А для кого их беречь? — промолвил он, откликаясь на мои мысли. — Лучше поприветствовать Октавиана пустыми пастбищами и оголенными кухнями. — Он отпил еще немного. — Давай сами разденемся донага, прежде чем это сделает смерть!

Антоний всегда любил театральные эффекты. Может быть, и сейчас он затеял представление? Или прикидывается, будто устроил представление, маскируя свои истинные намерения?

— А, вот и наш истинный хозяин, — возгласил Антоний, приветствуя человека, одетого Гадесом, владыкой подземного мира. Его черный плащ волочился по земле, а изогнутые зубья венца имитировали языки пламени.

Гадес молча поклонился. За прорезями его маски я увидела темные глаза.

— Готов ли ты принять столь многолюдную компанию? — спросил Антоний. — Они здесь, чтобы пройти посвящение.

Гадес медленно повернул голову.

— Компания может оказаться не так велика, как ты полагаешь, — произнес он гулким, раскатистым голосом, наводившим на мысль о пещерах и колодцах. — Не стоит разочаровываться, если не все дерзнут ступить за порог ночи. — Он издал негромкий неприятный смешок. — В конце концов, сейчас разгар лета. Но, несомненно, найдется достаточно и таких, кто оценит предлагаемое мною путешествие.

Он пружинисто поклонился, отступил и исчез, растворившись в толпе.

— Кто это? — спросила я.

Он был слишком реалистичен:

— Чудесный, правда? Известный здешний актер, играет в греческих комедиях.

— В комедиях?

Сегодня он выступал в ином жанре.

Антоний провел меня мимо группы мужчин и женщин, окружавших гостя, разглагольствовавшего о смысле жизни.

— Молодой еще, совсем молодой, — сказал Антоний. — Все молодые философы склонны рассуждать на эту тему.

Позади меня раздавалось монотонное жужжание:

— Есть некто или же нет, сам и иные, в отношении к самому себе и между собой, все они, сущие и не сущие, появляются для бытия и для небытия…

— Платон, — промолвила я не столько для Антония, сколько для самой себя.

Его брови выгнулись дугой.

— Моя маленькая александрийка, — любовно произнес он. — Может быть, ты тоже хочешь пофилософствовать о смысле жизни?

— Ну уж нет, — заявила я. — То, чему научила меня жизнь, вряд ли пойдет на пользу другим.

Точно так же можно было сказать, что общие правила мало подходят для меня.

Некоторое время мы разгуливали по залу, приветствуя гостей и прислушиваясь к разговорам. Примечательно, что никто не упоминал Октавиана и не заводил речи о политической ситуации: главными темами были мода, кулинария, развлечения и атлетические состязания. Наконец Антоний выступил вперед и хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.

— Мои дорогие друзья, давайте вспомним ту первую зиму, когда я прибыл в Александрию. Ах, какое было время! Одна рыбная ловля чего стоила! А посещение Канопа? Вспомните пиры, скачки. С той поры минуло уже десять лет, во что трудно поверить. Нынче новые времена, и пора нам вместе окунуться в новые приключения. Но сначала я хочу выставить на торги кое-какие реликвии прежних дней. Обращаю ваше внимание, что вы можете — если вам будет угодно — использовать то золото, что насыпано в эти чаши.

Он взмахнул рукой в направлении предметов, уже привлекших мое внимание, и слуга поднял первый из них.

— На торги выставляются маски: комическая и, в пару ей, трагическая. В ближайшем будущем они могут оказаться очень кстати… На торги выставляется бюст Гая Октавиана, недавно удостоенный похвалы Марка Тития. Это поможет вам узнавать нового Цезаря в лицо… А вот еще уникальный образец своего рода — массивный золотой ночной горшок. Молва о нем дошла до самого Рима. Может использоваться и для других надобностей… например, под цветы.

Я этого предмета никогда раньше не видела. Должно быть, Антоний заказал его специально для своего аукциона.

Он успешно распродал все вещи и объявил:

— А сейчас на торг выставляется прощание с моей прошлой жизнью.

Он подал знак арфистам, и те взялись за инструменты.

— Слушайте! — призвал Антоний, когда рядом с ними появилась стройная певица. — Внемлите словам.

Негромкий мелодичный голос привлек внимание гостей, заставив их умолкнуть.

Пока остаешься на жизни стезе, велениям сердца внимай,

В тончайших шелках появляйся везде и миром себя умащай.

Пение сопровождалось изящными движениями рук, взмахами широких полупрозрачных рукавов.

Во всем, не как прежде, себе потакай и сердце избавь от тоски.

Веленьям его повинуйся, но знай, но помни, что дни коротки.

В зале воцарилось всеобщее молчание, на фоне которого голос певицы вдруг зазвучал очень громко.

В веселии дни надлежит проживать! Сокровищ земных не копи.

С собою в могилу не сможешь их взять, назад же пути не найти.

Эти слова… Что-то похожее я слышала в Риме много лет назад.

— Спасибо, — молвил Антоний, поворачиваясь к гостям. — Друзья мои, давным-давно мы создали общество под названием Amimetobioi, «неподражаемые». Ныне я призываю вас создать новое, более соответствующее духу времени содружество. Имя ему будет Synapothanoumenoi — «чающие совместной смерти». Да. Призываю всех в знак скрепления договора взяться за руки и под звуки арф обойти этот зал в танце. То будет танец смерти. И поведет нас сам Гадес!

Актер появился рядом с Антонием и распростер затянутые в перчатки руки. Он не произнес ни слова.