Книга Елена Троянская - Маргарет Джордж

На месте огромных южных ворот зияла дыра, и мы беспрепятственно прошли через нее в город. Ничто здесь не напоминало мой сон. Во сне город стоял нетронутым, только люди покинули его. Нас же окружали развалины — черные, обгоревшие, обугленные.

Я зажмурилась.

— Уведи меня, — попросила я Геланора. — Я больше не могу видеть это. Троя действительно мертва.

Я плакала и сожалела о том, что никакие рыдания не могут выразить глубину моей скорби.

Геланор осторожно вел меня по бывшим улицам, некогда оживленным, заполненным людьми. Когда мы вышли из города и сидели возле остатков Скейских ворот, Геланор произнес:

— Ты не права. Троя жива.

— Что ты говоришь? — плакала я, уронив голову на колени. — Разве не видишь сам? Троя погибла. Трои больше нет.

— Начинается другая жизнь Трои. Троя переживет нас с тобой. Ее слава нерушима в отличие от этих бедных поверженных камней.

— Сколько городов, сколько царств пало, исчезло навсегда! Троя — еще один город в этом длинном ряду.

— Не верю, что забудут о таких великих людях, как Гектор, Ахилл, Парис, как ты сама. Ваша история — особая история. Ее нельзя поставить вровень ни с одной другой: ни с историей Тезея, ни с историей Ясона.

Я улыбнулась. В эту минуту я чувствовала себя мудрее его.

— Мой дорогой друг, и Тезей, и Ясон думали точно так же: «Моя история — особая история, ее нельзя поставить вровень ни с одной другой, о наших подвигах никогда не забудут». И что с того?

Геланор повел меня дальше, но не сказал куда. Мы ступили на крыльцо маленького мраморного храма, приютившегося в тени священных платановых деревьев.

— Что это? — спросила я.

— Думаю, то, чего ты искала. Ты готова?

Я посмотрела в его глаза с золотыми искорками, прищуренные от заходящего солнца.

— Вечно ты говоришь загадками. Не можешь выражаться прямо хоть раз в жизни?

— Зачем же изменять традиции, которой мы придерживаемся с самого начала?

— Значит, мы приближаемся к концу?

— Да, конец не должен отличаться от начала. Иначе подвергнется сомнению истинность того или другого. Мы должны утвердить свою целостность. Ступай туда!

Я стала медленно подниматься по ступеням. Это было маленькое святилище, такое можно встретить и в Греции в сельской местности. Но мое сердце учащенно билось. Это не обычный сельский храм, иначе Геланор не привел бы меня сюда.

На пьедесталах лежат различные предметы, у подножия — приношения. Все вещи из Трои, я не предполагала, что они сохранились. Нож Гектора, сандалия Полита, расческа Троила. И вот самый большой пьедестал, посвященный Парису.

Доспехи! Доспехи Париса, которые я отдала в награду победителю погребальных игр. О которых не раз с сожалением вспоминала. И вот я снова вижу шлем Париса, его панцирь, его меч. Я бросаюсь к вещам, прикасаюсь, глажу их, как живые.

— Я знал, что ты обрадуешься, — говорит Геланор.

— Я не раз жалела о том, что отдала доспехи Париса в чужие руки. — Слезы текут у меня по щекам. — От горя я плохо соображала тогда.

— Теперь я оставлю тебя одну. — Геланор дотрагивается до моей руки. — Прощай.

— Что это значит? Почему?

— Наша короткая встреча подошла к концу, — грустно говорит он. — Я ничего не утаил от тебя. Показал все, что знал и что должен был показать.

— Я ничего не понимаю!

— Поймешь. — Он кивает и отступает в тень.

Я смело беру с пьедестала бронзовый шлем и прижимаю его к груди. Кто же имеет на это право, если не я?

Доспехи не защитили Париса от смерти, думала я. Как давно это было! Узнает ли меня Парис? Он умер молодым и полным сил. А я стала старухой.

Наконец-то я приблизилась к нему, насколько это возможно. «Парис, вся моя жизнь — это путешествие вслед за тобой, — говорю я ему. — Я снова покинула Спарту и приплыла в Трою. К тебе. Я подошла так близко к тебе, как только возможно в нашем мире рождений и смертей. Ближе не подойти — пока я скована плотью. Если тебя нет здесь, то я не знаю, где тебя искать. Твой шлем я подарила после твоей смерти и не чаяла больше увидеть. Однако снова держу его в руках. Значит, не все потери безвозвратны. Есть потери, с которыми мы не можем смириться, сколько бы ни жили. Парис, я ищу тебя всю жизнь. Приди ко мне. Если тебя нет здесь, то где же ты? Где мне тебя искать?»

Я сижу и жду. Сижу целую вечность. Я покоюсь в руках богов, тех богов, против которых так часто бунтовала.

Я закрываю глаза. Сквозь веки ощущаю лучи, проникающие в храм. Солнце манит, соблазняет. Оно говорит: «Нет ничего, кроме меня. Только солнце, только свет текущего дня. Зачем искать чего-то еще?»

Парис, Парис. Где ты, Парис? Явись хоть в каком обличье — тенью, призраком, я буду рада. Мне больше ничего не нужно!

Я плотно-плотно сжимаю веки. Вокруг очень тихо. И вдруг я чувствую легкое прикосновение к руке.

— Не открывай глаз, — говорит родной голос. — Не надо.

Мои веки дрогнули, но сильная ладонь прикрывает их мягким движением.

— Я же сказал, не открывай глаз. Какое счастье снова касаться тебя.

— Не мучай меня, позволь взглянуть на тебя, — взмолилась я и открыла глаза.

Передо мной стоит Парис. Парис во всем великолепии своей молодости, красоты, силы.

В моем бедном человеческом уме проносятся вопросы: «Где ты был все эти годы… Что случилось после… Куда мы отправляемся на этот раз…» Вопросы, на которые не может быть ответа.

— Елена!

Он берет меня за руку.

— Вот я и пришла, Парис.