Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та же осторожность чувствуется и в Медиоланском эдикте, который Константин издал совместно с другим августом (и к тому же зятем)[80], Лицинием, в 313 г., представляя его целью «обеспечение уважения и почтения к божественности; мы даруем христианам и всем остальным право на ту форму культа, которая им угодна, ибо какое бы божество ни обитало на небесах (курсив мой. — Дж. Н.), оно будет благосклонно к нам и ко всем, кто живет под нашею властью». Два августа могли договориться, когда речь шла о религиозной терпимости, но в других вопросах им не удавалось прийти к согласию и последовало десятилетие гражданской войны, прежде чем Константин смог окончательно сокрушить своего последнего соперника. Только в 323 г. он сумел установить мир во всей империи под своей единоличной властью.
К этому времени Константин стал уже полноценным христианином — разве только не по имени, но как раз в это время христианская церковь претерпела первый в своей истории великий раскол. Его виновником стал некий Арий, пресвитер Александрии, который считал, что Иисус Христос не единосущен Богу Отцу и не является одной из его ипостасей, но создан им в какой-то момент, чтобы стать орудием спасения мира. Таким образом, хотя и будучи совершенным человеком, Сын должен всегда подчиняться Отцу, имея природу скорее человеческую, нежели божественную. Последовавший диспут быстро стал cause celebre[81], когда Константин решил вмешаться. Он поступил так на Первом вселенском соборе, который состоялся между 20 мая и 19 июня 325 г. н. э. в Никее (совр. Изник) с участием примерно 300 епископов. Заседание открыл сам император, и именно он предложил включить в Символ веры ключевое слово homoousios, «единосущный», призванное описать отношение Бога Сына к Богу Отцу. Его принятие было почти равносильно осуждению арианства. Сила убеждения императора была такой, что к концу Собора только семнадцать участвовавших в нем епископов остались в оппозиции, а затем, в связи с угрозой изгнания и возможного отлучения от церкви, сократилось до двух.
Но Арий не прекратил борьбы, и это продолжалось где-то до 336 г. Во время последнего испытания его веры, когда он вел себя особенно дерзко благодаря защите со стороны последователей, он неожиданно отступился по зову сердца. И сразу же, как сказано, «низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его».[82]
Эта история, как можно предполагать, принадлежит перу главного оппонента Ария, александрийского архиепископа Афанасия, но малоприятные обстоятельства смерти засвидетельствованы слишком многими писателями-современниками, чтобы вызывать серьезные сомнения. Как и следовало ожидать, происшедшее приписали божественному возмездию: ссылка архиепископа на Библию давала понять, что Ария постигла судьба, подобная той, что выпала на долю Иуды Искариота.
Мечтам Константина о духовной гармонии среди христиан не суждено было сбыться при его жизни. И по сей день нам остается лишь ожидать этого.
Когда Константин обратил внимание на Византий, этот город существовал уже примерно тысячу лет. Согласно античной традиции его основал в 658 г. до н. э. некий Бизас в качестве мегарской колонии. Можно было почти не сомневаться, что небольшое греческое поселение на этом месте процветало уже в начале VI в. до н. э., и император, очевидно, не ошибся, выбрав место для новой столицы. Рим уже давно напоминал болото; никто из диоклетиановских тетрархов и не думал жить там. Главная угроза безопасности империи нависала теперь на восточной границе: сарматы на нижнем Дунае, остготы в северном Причерноморье и — представлявшие главную угрозу — персы: Сасанидская империя теперь простиралась от римских провинций Армении и Месопотамии до самого Гиндукуша. Но основания для переноса столицы носили не только стратегический характер. Фокус цивилизации неумолимо перемещался на восток. В интеллектуальном и культурном отношении Рим все более проигрывал новым прогрессивным учениям эллинистического мира. Римские учебные заведения и библиотеки все более уступали александрийским, пергамским и антиохийским. То же можно сказать и об экономике, поскольку сельскохозяйственные и минеральные ресурсы краев, известных pars orientalis[83], намного превосходили ресурсы Апеннинского полуострова с распространенной там малярией и сокращавшимся населением. Наконец, старые римские республиканские и языческие традиции не оставляли места для новой христианской империи Константина. Настало время начать все сначала.
Преимущества Византии как стратегического пункта прежде всего по отношению к восточным соседям были очевидны. Он расположен у порога Азии, на восточной оконечности треугольного выступа. С юга его омывают воды Пропонтиды (ныне Мраморное море), а с северо-востока — глубокого судоходного залива длиной примерно пять миль, известного с незапамятных времен как бухта Золотой Рог. Сама природа дала этому городу великолепную гавань, сделавшую его почти неприступной цитаделью, которой укрепления требовались только с западной стороны. Даже атака со стороны моря была достаточно сложным делом, поскольку Мраморное море находится под защитой двух длинных и узких проливов — Боспора (Босфора) на востоке и Геллеспонта (Дарданелл) на западе. Неудивительно, что беззаботность жителей Халкедона, основанного всего на семнадцать лет раньше Византия и находившегося напротив на низком и невыразительном берегу, вошла в поговорку.
Константин не жалел средств, чтобы сделать свою новую столицу достойной его имени. Десять тысяч ремесленников и рабочих трудились день и ночь. На старом акрополе, где в свое время находилось святилище Афродиты, выросла первая церковь в городе, храм Святой Ирины, посвященный не какой-либо святой или мученице, но святому миру Божьему.[84] Несколько лет спустя к ней присоединилась, затмив ее, более обширная и роскошная церковь Святой Софии, Премудрости Божьей. В четверти мили от Мраморного моря находился огромный ипподром с императорской ложей, соединенной переходом с императорским дворцом, располагавшимся за ним. Из всех крупных городов Европы и Азии, в том числе и из Рима, были похищены лучшие статуи, памятники в честь побед, произведения искусства для украшения и придания блеска Константинополю. Наконец все было готово, и в понедельник 11 мая 330 г. император посетил литургию в церкви Святой Ирины, во время которой торжественно вверил город Богородице. В этот день родилась Византийская империя.
И все же, по сути, ничего не изменилось. Для подданных государство по-прежнему было Римской империей, державой Августа, Траяна и Адриана; они по-прежнему оставались римлянами. Их столица переместилась, только и всего; прочее осталось не затронуто. Ввиду того что в течение столетий римлян окружал греческий мир, становилось неизбежным постепенное вытеснение латинского языка греческим, но это ни на что не влияло. Они, как и раньше, гордо называли себя римлянами (ромеями), пока продолжала существовать их империя, и когда через 1123 года она наконец пала, они погибли как настоящие римляне.