Книга Страна восходящего солнца - Денис Журавлев

Говоря об иезуитах в Японии, хотелось бы подчеркнуть не только роль ордена в целом в долгом и противоречивом процессе христианизации страны, но и значение, которое имела личность того или иного миссионера. Если для Китая такой важнейшей фигурой в деле распространения христианства стал Маттео Риччи[13], для Японии поворотный момент в процессе христианизации наступает именно после прибытия в страну Алессандро Валиньяно. В частности, именно Валиньяно основал несколько учебных заведений, призванных готовить будущих проповедников из числа самих японцев.

К несчастью для дела христианизации и патеров-иезуитов, многие члены ордена не отличались интеллектом и тактом своих великих современников, и их действия и суждения относительно японской паствы подтверждают этот факт. Так, многие иезуиты в Японии при сборе «урожая душ» нередко пользовались теми же методами, что и в других странах Азиатского региона, относились к азиатам как к варварам, которым они несут светоч истинной веры, настоящую науку и законы. В частности, некоторые из них жаловались на то, что японцы настолько гордые и ранимые, что по отношению к ним не удается, как с другими народами, прибегать к телесным наказаниям – средствам, применение которых оправдывалось представлением о неофитах-христианах: они суть дети неразумные, которых следует всячески наставлять, содержа в строгости и страхе Божьем. Кстати, подобное же отношение к собственно детям господствовало и в самой Европе до распространения гуманистических идеалов в педагогике. К примеру, глава миссии в Японию 1570 года падре Франсишку Кабрал сетовал, что «князья-христиане не заинтересованы ни в чем, кроме торговли», и что он не видел «более высокомерного, скупого, неспокойного и двуличного народа, чем японцы». Фактически досточтимый падре просто «переделал» приписанные Франциском Ксавье японцам добродетели в близкие по сути грехи. Как было известно еще Платону, скупость – возможная обратная сторона скромности и экономности, высокомерие и неспокойность – гордости и озабоченности собственной честью, а двуличие – хороших манер и вежливости.

Впрочем, сетования не мешали иезуитам продолжать активно проповедовать – и торговать. Постепенно Нагасаки, владение христианских князей Омура, превращался почти в португальский город. Здесь появлялось все больше каменных домов европейского типа, принадлежавших португальским миссионерам и купцам, часовни, а в 90-х годах XIX века был построен и первый в Японии настоящий большой собор, прославившийся под японским названием Тэнсюдо. Росло и количество новообращенных по всей стране – по некоторым данным, к 1581 году в Японии было уже более 150 000 католиков и 200 церквей. При этом состав собственно португальских миссий исчислялся даже не сотнями, скорее – несколькими десятками людей (до 150 священников в самые лучшие времена).

Распространение нового учения на Кюсю и на западе Хонсю не осталось незамеченным человеком, который первым преуспел (хоть и не до конца) в нелегком и кровавом деле объединения раздробленной Японии. Речь идет о талантливом и беспощадном полководце Ода Нобунага, почитаемом и сегодня как один из трех объединителей страны в XVI – начале XVII века наряду со своими соратниками и продолжателями – Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Решительный и предельно жестокий, чуткий к новым веяниям Нобунага, не отягощенный слишком большим пиететом к буддизму, был во многом человеком весьма широких взглядов. Ему могли импонировать отдельные элементы христианского учения (в особенности относительно божественной природы земной власти) и тот факт, что христианство было связано с возможностью уменьшить влияние могучих буддистских монастырей, активно вмешивавшихся в политику. Кроме всего прочего, христианские миссионеры несли с собой не только слово Божье, но и зримое воплощение Его гнева – смертоносные, хоть и неточные ружья-аркебузы, бившие на 180–200 метров с гарантией пробить почти любой доспех. Фактически история сотрудничества Ода Нобунага и португальских миссионеров (а оно было взаимовыгодным, ибо владыка провинции Овари получал аркебузы, а миссионеры – право проповедовать в его землях и даже при дворе полководца, стававшего все более заметной силой в центральной Японии) началась с тайных поставок оружия (нескольких тысяч аркебуз), привезенного в порты Южного Кюсю и доставленного через полстраны в Центральную Японию войскам Нобунага.

После ряда успешных битв и интриг 9 ноября 1568 года Нобунага вступил в императорскую столицу – Киото, став фактическим правителем значительной части страны. В 1570 году Нобунага выиграл кровавое сражение при Анэгава, в котором и он, и его враги (князья Асаи и Асакура) применяли аркебузы. Собственно, главным тактическим нововведением Нобунага военные историки считают массовое применение ружей, перед которыми не могли устоять даже лучшие копейщики, мечники и конница. В том, что это так, в 1571 году убедились несчастные монахи Энрякудзи (читатель, видимо, помнит драматическое описание гибели этого монастыря – выше мы уже цитировали отрывок из записок иезуита Луиша Фруа, служившего ключевым звеном во взаимоотношениях между европейскими миссионерами и торговцами и князем Нобунага), а в 1575 году – и лучшая в Японии конница грозного восточного клана Такэда, ведомая сыном покойного великого даймё Такэда Сингэна – Такэда Кацуёри. Битва у Нагасино до сих пор известна каждому японскому школьнику – в ее ходе три тысячи стрелков Нобунага, выстроенных шеренгами за частоколом, буквально изрешетили безрассудно атаковавшую кавалерию Такэда. Так европейское оружие объективно помогло объединить Японию, но цена этого объединения вряд ли привела бы в восторг Иисуса из Назарета, чье царство было действительно не от мира сего. Идеология же и деятельность отцов-иезуитов были значительно больше приспособлены к реалиям как раз сего мира. Нобунага несколько раз устраивал при дворе в Киото публичные богословские диспуты с участием буддийских монахов и католических священнослужителей. В дискуссиях неизменно побеждали христиане, к радости самого Нобунага и его придворных, недолюбливавших буддистское духовенство. Иезуиты, в том числе Луиш Фруа, практически постоянно пребывавший в Киото в течение последних лет жизни Нобунага, оставили нам массу интересных свидетельств того, что великий полководец временами демонстрировал определенную склонность к принятию новой веры, и будущее Японии как христианской страны вполне могло стать реальностью.

Сложно сказать, насколько эта склонность была лишь умелым политическим маневром, дабы заинтересовать ценных португальских союзников в продолжении взаимовыгодных отношений, как считают многие ученые. С другой стороны, жестокость Нобунага по отношению к врагам не могла временами не шокировать иезуитов, да и его подданных. Но, так или иначе, крестить «некоронованного сёгуна» (ведь Нобунага никогда официально не носил этот титул) португальские миссионеры не смогли или не успели – его блистательная карьера внезапно прервалась на рассвете 21 июля 1582 года, когда один из полководцев Нобунага, Акэти Мицухидэ (отец той самой героической Грации Хосокава), поднял мятеж против своего господина и окружил его временную ставку, находившуюся в монастыре Хоннодзи на окраине Киото. Аркебузиры, лучники и копейщики Мицухидэ расправились с сотней охранников Нобунага и окружили храм. Последовавшие затем события описал очевидец – все тот же отец Фруа: «Нобунага только что встал. Он умывался, когда услышал снаружи шум. Неожиданно стрела ударила ему в ребро. Он вырвал ее, схватил первое попавшееся копье и защищался им до тех пор, пока пуля не раздробила ему левую руку. Тогда он отступил в комнаты и с трудом запер за собой дверь. Одни говорят, что он вспорол живот и умер по обычаю японских владык, другие утверждают, что он заживо сгорел в объятом пламенем дворце, который подожгли нападавшие. Так или иначе, тот, кто прежде заставлял трепетать других не то что словом, но даже именем своим, теперь обратился в прах и пепел». По иронии судьбы, замечает Стивен Тёрнбулл, мастер ружейной тактики был сражен в своем последнем бою пулей из португальской аркебузы, привезенной в страну его союзниками!