Книга Дайте мне обезьяну - Сергей Носов

– Здесь, – подвел сторож, – глядите, здоровенькие.

– Вон ту, – сказал Колян, показывая на лохматое существо, виляющее хвостом. – Видишь, глаза какие.

– Молоденькая, – похвалил сторож.

– А мне кажется, та потелегеничнее… нет? – спросил Жорж.

Телегеничность и лохматость были основными условиями отбора.

– Нет, – сказал Колян твердо. – Эта на Ушанку не тянет. Вон та Ушанка.

Услышав слово «ушанка», сторож полюбопытствовал:

– Скорняжите, значит?

– Сам ты скорняжишь, отец, – сказал Колян.

Старик смело прошел за сетку к собакам, через минуту на Ушанку надели поводок. Колян, склонясь над счастливой дворнягой, рассматривал шерсть на спине, много ли блох; сын ветеринаров знал, что о присутствии блох можно судить по черным точечкам на кончиках ворсинок – то блошиные экскременты.

– А справочку ветеринарную не хотите?

– А ты, батя, что, и справки выписываешь?

– Выписываю не выписываю, а организовать могу.

– Нужна нам справка? – спросил Колян компаньона.

– А зачем?

– Ну мало ли? Он привередливый. Может и справку потребовать.

– Обойдется.

– А если будут копать?

– Кто будет копать? На этом участке не докопаются.

– Ребята, – робко сторож сказал, – я в ваши дела не вмешиваюсь, но если вас интересует скотомогильник, могу показать.

– Ты нам, батя, вот что скажи, нам бы так, чтобы огласки не было… и чтобы задним числом… организуешь справочку?

– Триста.

– Прямо сейчас?

– Завтра. После обеда. И еще свидетельство. С печатью.

– Может, и не понадобится. Вот тебе на бутылку еще.

– Покорнейше благодарю. Со справочкой-то мне бы самому спокойнее было.

– Тебе-то какая разница?

– Дак ведь я ж не знаю, зачем вы, ребятки, может, вы на шашлыки…

Политтехнологи переглянулись.

– А если на шашлыки, – спросил Жорж, – обязательно справка нужна? Если со справкой, думаешь, с тебя и спросу не будет?

– Ничего я не думаю! Я так про шашлыки сказал!.. В ней и мяса нет… на шашлыки.

– Что же, батя, ты не веришь нам, что мы его дочке собачку купить решили?

– А какая вам разница, верю я или не верю?

– Нет, ты скажи, почему ты не веришь?

– А вы на себя посмотрите…

– Кто ж мы, по-твоему?

– Ну, это не мое дело… кто вы, по-моему!..

– Нет, ты не бойся, ты скажи, что мы, по-твоему, с этой собачкой делать будем?

– А то и будете, – внезапно осмелев, сторож сказал. – Пырнете ножом, а потом кровью голую женщину поливать станете! Блудницу!

Металлический блеск появился в глазах старика.

– Батя, вот тебе еще десятка, в церковь пойдешь, свечку поставишь…

– Совсем рехнулся в своей живодерне, – сказал Жорж, когда вышли на улицу.

Дверь в автобус была закрыта, Женя-водитель ушел искать, где купить сигареты; здесь, у колеса, и открыли бутылку. Ушанка с такой радостью слопала колбасу, для нее специально прихваченную, что растроганные политтехнологи отказали ей собственную закуску.

– Может, нам это зачтется, – сказал Колян, но не сказал где (наверное, «там»).

Водка на него как-то сразу подействовала, лицо покрылось красными пятнами.

– Ты это… здоров?

Он только рукой повел, мол, хорошо, не надо. И вдруг стал декламировать:

– Живодерня. Засовы-затворы.Клетка-сетка. Железная дверца.Меня встретили сухо. Зато мнеподарили щенка. «И запомни,что у каждого есть оно, сердце…»

– Ты чего это? – вытаращил глаза Жорж.

– Я стою со зверенком… со зверем.Он за пазухой, короткохвостый.Если жизни свои соизмерим,то у нас одинаковый возраст…

– Чье это? – спросил Жорж испуганно.

– Мое! – произнес Колян (как в омут головой).

– Да ты что? – протянул Жорж. – Сейчас придумал?

– Нет, в юности… В школе учился еще…

– Если взять всех собак и собрать их,то ведь… тоже у каждой по сердцу…Я стою… мы стоим перед сеткой,а за сеткой – другие собаки…

– Да ты, Колян, типа поэт! – воскликнул Жорж, восторженно.

– Нет, юношеское, – сказал Колян. – Думал, забыл, нет, помню…

– И глядят как-то странно собаки:то ли сердятся, то ли за благопринимают то, что собакапокидает собратьев,и, наверно, меня за обманщика,что внушает: «Легко помирать», —принимают. Ведь я насобачилсяи людей, и собак понимать.

– Ты? – опешил Жорж.

– Я, Жорж, я. Это я о себе писал.

– Ну ты меня убил. Вот не ожидал… Я ж тебя сколько лет знаю…

– А вот видишь, каким был… когда в школе учился, – Колян вздохнул ностальгически. – Я за это стихотворение… премию получил… На конкурсе юных поэтов… Мне книжку подарили… Понимаешь?… Ахмадулину…

– Слышь, так ведь это ж, про собак, его опубликовать надо! Как раз в жилу! Рядом с фотографией… как ее… Шапки этой… Ушанки…

– Не хочу.

– Да мы тебя в каждый ящик опустим!..

– Не хочу в ящик…

– Да ты же находка!..

– Отстань…

– Ты что, светиться не хочешь?… Тогда без подписи давай…

– Не хочу без подписи…

– А можно Илье нашему приписать… Муромцу…

– Богатыреву? – воскликнул Колян. – Ни за что!

– Какая идея богатая! – закатил глаза Жорж. – Надо обязательно Филимонычу сказать, ему понравится…

– Только не Богатырев!..

– Он собачку-то не на улице подобрал, а как мы – в животноприемнике… Вот откуда Ушаночка!.. И стихи придумал… сам!.. твои!.. Это ж гениально!.. Нет, скажи!

– Иди ты в жопу! Почему я должен свои стихи отдавать Богатыреву, пускай даже юношеские?

– Я понимаю, – сказал Жорж уважительно, – это часть тебя…

– Меня!.. Понимаешь?… Моей души!.. Моего сердца!.. Извини за выражение.

– Так тебе ж откупные заплатят, – произнес Жорж неуверенно, слово гонорар он произнести не решился.

– Иди ты со своими откупными!..