Книга Мастер-класс по неприятностям - Валерий Гусев

– Клево, – сказал Никита. – Оттуда обзор лучше.

Тетя Оксана выдала нам большие мешки, мы набили их сеном, получились отличные тюфяки, и мы разложили их на полу.

Черешню мы уже почти всю собрали, остатки ее Атаков отвез в расположенные неподалеку детский дом и больницу. И денег, конечно, за это не взял.

Тем временем зацвела кукуруза, и для нас нашлась новая работа – ходить по плантации и обламывать метелки, чтобы происходило опыление и завязывались початки. Вообще-то, непростое это дело – сельское хозяйство. За горсть зерна семь потов сойдет, за ведро картошки – все руки в мозолях и спина в радикулите…

После обеда мы с Никитой пошли на машинный двор. Там у Атакова стояла вся его техника. В полном порядке. А вот за машинным двором в полном порядке была свалка машин и орудий, которые уже ни на что не годились. И уже никогда не выйдут на утренней заре в поле.

Это было грустное зрелище. Ломаное и ржавое.

– Выбирай, Димон, что-нибудь на колесах, чтобы твой Голубец до дороги дотащил.

– Не Голубец, а Голубок.

– Мне без разницы.

– Голубок – в конюшне. Голубец – в миске, – упрямился я, обидевшись за безропотную добрую лошадь.

Никита между тем остановился возле сеялки, стал ее рассматривать и что-то прикидывать.

– Вот эта турундыка подойдет. Особенно с этими железяками, – он показал на ряд острых, еще не заржавевших сошников. – Мы ее поперек дороги на бок завалим, даже грузовик не пройдет. – Никита осмотрелся. – Во! И еще вот этот драндулет, – показал на картофелекопалку, тоже всю угловатую и щетинистую. – Давай сюда Голубчика.

– Голубка, – упрямо поправил я.

– Мне без разницы. – Он заливисто свистнул, и тут же появились наши ребята. – Пацаны, вот эти две железяки – выкатить к дороге, а там уж Димон их дотащит.

– Голубок, а не Димон, – уточнил я.

– Голубец!

Не знаю, почему я к нему цеплялся. Наверное, тайно от себя ревновал Никиту к его роли. Он – командир, Малек и Матафон – его штаб, а я при них кучер. Но потом я вспомнил папины слова о том, что для общей пользы каждый должен заниматься своим делом. Спрашиваю себя: смог бы я так же уверенно командовать ребятами? Смог бы я заменить Малька и Матафона на их местах? А они меня? Да они даже не знают, с какой стороны подойти к лошади. А вот меня Голубок понимает, доверяет мне. И я его тоже понимаю.

Мне нужно уважение ребят? А разве я не вижу, с какой завистью они смотрят на меня, когда я седлаю Голубка и с места посылаю его в галоп? Или как ловко я запрягаю его в бидарку, и как он слушается малейшего движения вожжей или моего голоса?..

– Никита, – сказал я. – Вот отсюда эти железяки надо убрать. Тогда я смогу поближе подвести Голубка.

– Голубчика, – смеется Никита и отдает своей команде распоряжение.

Когда мы с Голубком подкатили сеялку и копалку к дороге, тут уж распоряжаться стали главные стратеги.

– Димон, ставь их вот здесь, на узкое место. Эту длинную – ближе к канаве, а эту сбоку от нее. Навались, ребята!

В общем, баррикада получилась славная. Причем в самом толковом месте. Слева от дороги – непроходимый овраг, а справа – чистое поле, по которому без проблем атакующие прорвутся к ферме. Это вряд ли, как товарищ Сухов говорил.

То, что мы перекрыли дорогу только в одну сторону, никого не смущало. В другую сторону дорога далеко не вела. Она кончалась в поселке, который так и назывался – Крайний (мы как раз туда и ездили за «боеприпасами»). А за этим поселком начинались бескрайние плавни…

Когда я посмотрел на нашу баррикаду с фронта – мне даже зябко стало. Опрокинутые машины грозно ощетинились стальными зубьями. Тут и бронетранспортер задумался бы. И попер бы чистым полем. Что нам и нужно.

Когда мы закончили строительство оборонительного сооружения, подошел Атаков, сдвинув смешливо шляпу на затылок.

– Баррикада знатная, – сказал он. – Только смешная.

– Но грозная, – сказал Бонифаций. – Неприступная.

– Очень даже приступная: объехать ее полем только так.

– Что нам и нужно, – сказал Мальков. – Пусть едут полем – мало не покажется. У вас какой-нибудь мелкий мусор есть?

– Не понял. – Шляпа на нос, от удивления.

– Ну, труха какая-нибудь, сельскохозяйственная.

– Еще больше не понял.

– Ну что-нибудь такое мелкое, сухое, сыпучее. Чего вам не жалко.

– Шелуха подсолнечная пойдет?

– Класс! А ее много?

– Полмешка.

– Мало.

– Кукурузная кочерыжка, сухая. Полова, мякина. Этого добра навалом, если годится, возьмете на току.

– А полова и мякина это что за фишка?

– Ну, отходы. Когда зерно молотят, провеивают – остается всякая мелочь.

Мальков и Матафон переглянулись, покивали друг другу и сказали Никите:

– Обеспечьте нас этим стратегическим сырьем. В количестве четырех мешков.

– А зачем вам все это надо? – осторожно спросил Атаков.

– Минное поле оборудуем.

– Да… Это понятно… А когда вы уедете, я смогу ходить по этому минному полю? Хотелось бы знать.

– Откуда мы знаем? – они синхронно пожали плечами.

– И еще хотелось бы знать… Вот это сооружение, – Атаков указал на баррикаду, – когда вы уедете, я могу его разобрать?

– Мы не возражаем, – сказал Никита.

– Сами разберут! – возмущенно воскликнул Бонифаций и поправил на плече ружье – он так и ходил с ним по усадьбе. – Как миленькие разберут. – Брезгливо осмотрел наше дикое сооружение и выпалил: – Бред какой-то! – А ведь только что хвалил.

Действительно – бред. Если задуматься.

– Какие новости? – спросил Бонифаций Атакова.

– Новости? – Тот сдвинул шляпу на нос, усмехнулся. – Свежие. Например, телефон мне отключили. А мой мобильник, оказывается, Маркович утащил.

Все! Игры в войнушку закончились…

– Может, послать кого-нибудь в город за милицией? – предложил Бонифаций. – Огородами.

– Я как раз надеюсь, что дело обойдется без милиции.

– Вот даже так, да? – круто посерьезнел Бонифаций. – Но связь нам нужна.

– А что делать? Можно было бы скатать в город, купить мобильник, да я уверен – нам в город путь перекрыт. А связь нужна! Ох, как нужна!

– Связь будет! – твердо сказал Никита. – Матафон обещал.

Светило солнце, чирикали птицы и мычали на скотном коровы, сухо шелестели листвой разогретые тополя. Оксана мыла в конторе окна, и чистые стекла бросали вокруг солнечных зайцев. И у меня вдруг сжалось сердце, мне подумалось, что, может быть, уже завтра эти чисто вымытые стекла разлетятся в мелкие дребезги…