Книга Коллекционер желаний - Надежда и Николай Зорины

Сколько вообще все это продлится? Пьют, как лошади, должны же наконец напиться и разойтись. Водки, правда, еще много – черпать не перечерпать. А Леха-то со своим днем рождения и сборником давно уже отошел на второй план, скоро и совсем забудут, по какому поводу гулянка.

Пора отсюда сваливать. Этих не перепить, не дождаться, когда сами уйдут. Лучше прийти к Лехе завтра.

А кстати, где Леха? Здесь его нет. Когда он вышел?

И вообще народу стало меньше. Неужели расходятся? Ну да, наверное, Леха пошел их провожать.

Зря он столько выпил. Ужасно тошнит, и двигаться почти невозможно. Надо бы встать, пойти и найти Леху, убедиться, что все в порядке, – и домой, общаться он сегодня не способен. Но сначала найти Грина и… дождаться, пока все оставшиеся уроды уберутся, все до одного, а то… Мало ли что? Займут его место, и все. Нельзя этого допустить, никак нельзя. Нужно быть с Лехой до конца.

Женя попытался встать, но ничего не вышло – ноги совершенно не держали, а тело не слушалось. Тогда он оперся руками о стол и снова попробовал приподняться. Это ему, хоть и с трудом, удалось, но, когда Женя стал выбираться, стол накренился, качнулся и пополз куда-то в сторону. Что-то грохнуло, звякнуло, упало и покатилось по полу, а сам Женя повалился на диван, прямо на поэтессу-юмористку Машу Гришкину. Та, тоже совершенно пьяная, восприняла это как ужасно смешную игру, громко расхохоталась, схватила со стола уцелевшую бутылку пива и принялась поливать Женю, приводя его якобы в чувство.

Странно, но пивной душ действительно ему помог. Во всяком случае, Женя нашел в себе силы подняться самостоятельно, без этой шаткой, предательски ненадежной опоры. Он дошел до двери и выбрался из комнаты.

В прихожей никого не оказалось, а он-то надеялся, что Леха там, провожает гостей. Держась за стены, Женя побрел по квартире, огромной, ужасно запутанной Лехиной квартире с множеством каких-то нелепых коридорчиков и предбанничков.

Долго, мучительно долго он шел до кухни (Леха непременно там, раз его нет в прихожей), но когда наконец достиг цели и открыл дверь, это оказалась вовсе не кухня, а какая-то комната. Наверное, спальня, во всяком случае, здесь стояла кровать.

Неудача настолько подкосила Женю, что он понял: дальше продолжать поиски он просто не в состоянии, нужно передохнуть хоть минут пять, просто посидеть на полу, а еще лучше прилечь на эту кровать и немного поспать. Совсем чуть-чуть, самую капельку. В конце концов, ничего страшного не произойдет за эти несчастные минутки. А там, глядишь, он придет в себя и сможет найти Леху. Или Леха сам отыщется…

Женя грузно бухнулся на кровать и тут же уснул.

…Пробуждение походило на сумасшествие. Проснулся он от резкой боли и от того, что ему совершенно нечем дышать. Что-то укусило его за плечо, а потом навалилось своим жарким, тяжелым телом. Это тяжелое и жаркое извивалось на нем и громко астматически дышало. Женя закричал от ужаса и хотел сбросить с себя это задыхающееся чудовище, но чудовище зажало ему рот рукой странно теплой, человеческой рукой и заговорило странно знакомым, человеческим голосом.

– Ну что ты, дурачок? Не кричи. Не надо пугаться, тише, тише.

Нина? Лехина сестра? Как она здесь оказалась? И… что она делает? Как может она…

– Пусти! – Женя попытался вывернуться из-под нее, но она крепко обхватила его руками и не выпустила.

– Ну, чего ты рвешься, дурачок? Не съем я тебя, я не питаюсь маленькими мальчиками.

– Пусти, пусти! – Женя отчаянно забился у нее в руках.

Нина скатилась с него, но рук не разжала.

– Глупый мальчик, маленький дурачок! Ты что, боишься меня?

– Ничего я не боюсь! Чего мне тебя бояться? Просто…

Вранье! Боялся он ее ужасно: в любую минуту в комнату мог войти Леха (Женя уже совсем проснулся и вспомнил, как и почему он оказался здесь), но главное… он еще никогда, никогда…

– Ты точно меня боишься!

Зачем, зачем она его так дразнит? Да она просто вынуждает его на…

– Или я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, но…

– Что – но?

Она всегда его подавляла. Женя просто физически не мог выносить ее присутствия. И дело не только в том, что Нина была взрослой, старше их с Лехой на десять лет, и не только в том, что разговаривала всегда надменно и свысока. Дело было в ее лице, вернее, в ее глазах. Казалось, она знала что-то, чего никогда не узнает он, Женя, чего никогда не узнает даже ее гениальный брат Леха.

А может, и ничего такого она не знала. Пока. До поры до времени, но способна была узнать, когда это понадобится. Или сделать что-то, чего никто из них сделать не способен. Никогда.

– Так в чем же дело? – Нина с силой сжала его предплечье, близко-близко придвинулась к нему и зашептала, жарко и мокро, в самое ухо: – А может быть, у нашего мальчика есть маленькая тайна? Что-то уж очень он неравнодушен к другому маленькому мальчику, Лешеньке, носится с ним, как кошка с котенком, ходит за ним по пятам. Может быть, ты голубой? А? Минуты без своего сладенького прожить не можешь?

– Ты что?! – от возмущения Женя даже задохнулся.

– Тогда я твоих проблем не понимаю. – Нина отпустила его плечо и нежно провела ладонью по щеке. – В чем же дело?

Она над ним откровенно издевалась. Нужно как-то отшутиться, что-то ответить и уйти. Но в присутствии Нины Женя просто физически не мог шутить. Это в нормальной-то обстановке, а сейчас…

– Или все же ты голубой? – Нина продолжала над ним издеваться. Ну чего она пристала? Чего ей от него надо?

– Нет. – Женя совсем растерялся.

– Нет? – Она засмеялась, резко, неприятно. – Что значит «нет»?

– Я нормальный. – Он чуть не плакал.

– Нормальный? Что-то не похоже. Ну, это можно и проверить.

– Что ты имеешь в виду? Как проверить?

– А ты докажи, что нормальный. – Нина опять засмеялась. Смех ее был надменным и неприятным, как она сама.

– Леха может прийти.

– Не может. Спит без задних ног на диване в гостиной. Перебрал, как и ты, прямо за столом заснул, я его на диван уложила.

– Он может проснуться.

– Не проснется. А если и проснется, тебе-то что? Если между вами нет такого рода отношений, чего переживаешь? Или есть отношения?

– Нет ничего, что за гадости ты говоришь?

– Ну раз нет. – Нина обхватила его шею рукой, крепко и больно, так, что хрустнули позвонки, и впилась ужасным, каким-то вампирским поцелуем ему в губы.

…Сколько времени длился этот кошмар, Женя не знал. Ему казалось, что попал он в какую-то вневременную вечность, в ад, из которого нет возврата. «Оставь надежду навсегда», – отчаянно колотилось в его разбитом, расчлененном мозгу. Он плакал, он вырывался, но разве можно вырваться из ада?