Книга Тихая ночь - Чарльз Эллингворт

Его замечание, словно игла, больно укололо ее. «Он — немец, враг, а не гость. Что он себе позволяет?» И снова тучи, недавно вроде бы рассеявшиеся, набежали на чистый горизонт. Адам помог ей подкурить и, слегка наклонившись вперед, сказал:

— Спасибо, что разговариваете со мной. Для меня это очень важно. Я по сути своей невоенный человек. Вся эта жизнь в бараках и болтовня о девушках и спорте не для меня.

— А что для вас?

Он на минуту задумался.

— Книги. Музыка. Я бы еще добавил — путешествия, но сейчас это не так просто, потому что то, чем я занимаюсь в данный момент, я бы не стал расценивать как возможность увидеть мир. Нет, я не это имел в виду.

Веселость и ребячество внезапно исчезли.

— Вы летаете на бомбардировщиках?

— Если я скажу «да», то не раскрою военную тайну, ведь так? Одно утешает: это происходит ночью. Моя эскадрилья, вылетевшая в небо Лондона ранним утром, была полностью уничтожена. У наших было полчаса. Англичане от них ничего не оставили. Я в то время проходил курс обучения и, к счастью, не участвовал в бою. Но, признаюсь, летать ночью не так уж весело, особенно сейчас, когда погода ухудшилась. — Он замолчал. — Я не думаю, что в сложившихся обстоятельствах вы сочувствуете им или мне. Ведь вы на стороне тех, кого бомбят, да?

— Это война.

Адам задумался.

— Да. Это война. И этими словами мы пытаемся оправдать многие деяния. Ваш муж в лагере, я сбрасываю бомбы на женщин и детей, живу в вашем доме, хотя меня никто сюда не приглашал. Древние говорили: «Deus vult» — так хочет Бог, словно никто из нас не несет ответственности за собственные поступки. Не уверен, что это правильный путь. Это все не по мне. Видите, я не солдат. Солдаты должны проще смотреть на вещи.

Адам отвернулся и опустил глаза, глядя на клавиши инструмента. Мари-Луиз попыталась угадать его возраст. «Младше меня, но ненамного». В нем было что-то, что напоминало ее пропавшего мужа, который тоже пытался бороться с проявлениями несправедливости и глупости.

— Вы прекрасно говорите по-французски.

— Благодарю. Я вырос в Рейнской области — это довольно интересная с исторической точки зрения местность. Вы, французы, провели там немало времени. Моя мать наполовину француженка. А вы?

— Я родилась здесь. Я единственный ребенок в семье. Вышла замуж за местного парня. Работаю учительницей. Вот и все. — Мари-Луиз показала на сумку с работами учеников. — Я люблю свою профессию, но, к сожалению, дети фермеров с рождения имеют конкретные цели. Они хотят создать крепкую семью и обзавестись большим хозяйством, а образование их не очень интересует. Иногда, конечно, попадаются светлые головы. Один мой ученик в прошлом году поступил в Сорбонну, второй два года назад — в Высшую нормальную школу. Это лучше, чем погибнуть или сгнить в одном из концлагерей. Вы солдат регулярной армии?

— Я? Что вы! Нет. Я — студент. Я уже почти дописал докторскую диссертацию, посвященную богословским трактовкам, существовавшим в Византийской православной церкви шестого века. Для военного руководства Германии моя работа, безусловно, не представляла ценности. Интересно, почему? Ну, в общем, я решил пойти в армию добровольцем, а не ждать призыва. Не люблю ходить пешком, поэтому выбрал небо. Я думал, что пилот — это романтическая профессия, а оказался в бомбардировщике. Неверное решение с моей стороны. Ни одна другая часть военной машины Германии не уничтожает столько живого, как мы, летчики. Вот как бывает, когда хочешь выглядеть умнее. — Адам помолчал. — Знаю, это может показаться бестактным, но вы не получали весточки от мужа? Он ранен?

— Нет. Он попал в плен недалеко от Седана в первые дни вторжения. Судя по тому, что мне известно, ему еще повезло. Они находились в самом эпицентре, и половина солдат погибла или была ранена. Мой муж и его друг Робер, супруг моей подруги Жислен, попали в окружение и сдались. Они находятся в лагере где-то под Дармштадтом, голодные и измученные, но, по крайней мере, живые. Думаю, ему там очень тяжело. Единственное, что его спасает, — это книги, он очень любит читать. Сейчас я получила возможность отправлять ему книги.

Мари-Луиз смотрела на черно-белые клавиши пианино, задумчиво перебирая свои длинные волосы, и было видно, что воспоминания уносили ее все дальше отсюда. Адам украдкой взглянул на нее. Ее природная красота словно сошла с полотен художников эпохи Возрождения. Раньше, в мирное время, мысли, проносившиеся в голове Мари-Луиз, отчетливо отражались у нее на лице. Она по-детски кривила губы и морщила лоб. Улыбка долго не задерживалась у нее на губах. Многие друзья расценивали это как неискренность, а она просто пыталась удержать в памяти поток идей. Адам интуитивно уловил в ней внутреннюю наполненность и красоту. На какие-то доли секунды ему показалось, что перед ним мадонна Рафаэля.

— Мадам… Мари-Луиз, могу я к вам так обращаться? Вы должны быть осторожны. Никто не должен видеть, что вы говорите со мной. Я всегда готов выказывать вам уважение и внимание, но, поверьте, я ничего не жду в ответ. Однако если вдруг позволят обстоятельства и мы сможем время от времени обсуждать темы, не связанные с войной, например, литературу или живопись, то приближающаяся зима не будет такой уж невыносимой. Если вы боитесь, что кто-то это услышит или увидит, вы всегда сможете сказать, что говорили со мной о бытовых проблемах. Вы можете даже рассердиться на меня в этот момент. Мне кажется, у вас это неплохо получается.

Мари-Луиз подняла глаза и увидела на лице Адама широкую улыбку.

— Я не возражаю. До этого момента я не понимала, как сильно мне недостает мужской компании. Мой отец предпочитает наставлять меня, а не обсуждать со мной существующие проблемы, а круг интересов моих друзей слишком ограничен. У нас в городе не так уж много образованных людей, поэтому большинство довольствуются сплетнями. Но я бы не хотела, чтобы вы неправильно истолковали мои слова. — Она почувствовала, что краснеет.

Адам развел руками.

— Что вы! Я все понял.

— У меня счастливый брак.

— Вне всяких сомнений.

— Я слышала, что француженки пользуются не очень хорошей репутацией среди немцев.

— Я уже сказал, что вырос в Рейнской области, поэтому отличаюсь от своих соотечественников. Я знаю немного больше, чем они. Пожалуйста, не думайте об этом. У меня много двоюродных сестер, с которыми я очень дружен. Прошу вас, не переживайте. Мне можно доверять.

Мари-Луиз машинально кивнула и встала, не зная, что делать дальше.

— Bonsoir. Пожалуйста, продолжайте. Я с удовольствием послушаю музыку в своей комнате.

— Я солдат и должен подчиняться приказам. Мне это не трудно. Bonsoir, мадам, и au revoir. Надеюсь, мы еще увидимся.

Он подождал, пока Мари-Луиз выйдет из комнаты, и закрыл за ней дверь. Захватив сумку с работами учеников, она на секунду задержалась на первой ступеньке лестницы, вслушиваясь в магические звуки мелодии Скотта Джоплина[49], а затем медленно пошла наверх, постукивая пальцами в такт музыке.