Книга Стерва на десерт - Ольга Володарская

Но не на того напал! Я никуда не ушла, даже поудобнееустроилась в кресле и сделала вид, что занята прочтением брошюры о правильномиспользовании огнетушителей. Кузина это не сильно обрадовало, но посканировавменя минут 5, он пришел к выводу, что огнетушители — это единственное, что менязанимает, поэтому он расслабился и потерял бдительность.

Этого мне и надо было. Высунув из-за книжонки глаз и кончикноса, я смогла пронаблюдать, как Кузин подкрался к тому углу, где недавнокопошились Санин с Маниным, как открыл шкаф, доступу к которому до недавнеговремени мешали блезнецы-электроники, как, сгорбившись, закопошился там и как…

… Достал из недр шкафа упаковку спичечных коробков!

Воровато озираясь, он сунул ее в карман.

Когда дело было сделано, он вновь стал собой — ясным взоромокинул комнату, нашел изъян в идеально сложенной пирамиде из коробок, затемпо-молодецки бросился его устранять.

Я сидела неподвижно. Только губы мои шевелились, произнося,как заклинание «сорвать пломбу, выдернуть чеку, сорвать пломбу, выдернутьчеку». Когда слово «чека» прозвучало в 10-ый раз, я встрепенулась. Какая еще… А!Оказалось, что перед глазами у меня по-прежнему брошюра, позволяющая грамотнобороться с пожарами по средствам огнетушителя, и я от растерянности начала еечитать — «сорвать пломбу, выдернуть чеку».

Книжка полетела в урну. Я задумалась. Зачем ему спички? Тутже ответила — прикуривать. Почему они лежат в сейфе? — Выдали, а онприпрятал (не удивляйтесь, нам частенько выдают в общее пользование необычныевещи, например, тряпки, спички, совки, мухобойки). Почему так много? —Выдали на весь отдел, а он «зажал». Что ж так таиться? — Так ведь на весьотдел, вдруг и мы захотим разжиться спичечками.

Вот и выходило, что все логично, но в свете недавних событий— подозрительно. Неужто он и есть маньяк? Тот самый, что режет женщин и палитпомещения?

Ответа у меня не было. Не осталось и желания его получать.Хватит на сегодня! Надо признать, что для сыщика я слишком нетерпелива имнительна. Так что вернемся к нормальной жизни, хотя бы на оставшиеся полдня.

Круглые часы над дверью показывали 12. Теперь понятно,почему у меня в животе так урчит — ведь время обеда. С блаженной улыбкой нагубах, вся такая в предвкушении сытной трапезы, я вышла из комнаты.

Оказавшись в коридоре, я вновь ощутила смутную тревогу. Нето чтоб, меня пугала темнота, просто вспомнила губастую физиономия Левы, и мнестало не по себе. Я подумала, что раз убийца придумал втянуть в это делоневинного человека, значит он еще беспринципнее, злее, отвратительнее, чем ясчитала. И значит, он не простой садист, извращенец, маньяк, он еще ихладнокровный, умный, выдержанный стратег. А это уже хуже. Такого поймать будетгораздо сложнее. Но я поймаю!

Почти у самой двери, ведущей в нашу комнату, я затормозила.Остановил меня гомон, доносящийся из фойе. И так как любопытство не порок, япроигнорировала жалобы моего желудка на пустоту, и выпрыгнула на шум.

Моему любопытному взору открылась картина, если и неувлекательная, то, по крайней мере, занимательная. А именно: в центре фойе,прижатый спиной к будке вахтера, стоял ошарашенный Геркулесов, с ним рядомудивленно моргал Блохин, чуть поодаль митинговал Зорин — басовито ругалмилицию, тряс в воздухе кулаком, топал толстой ножкой — и был смутно похож накубинского революционера; а по оставшемуся пространству носился Сулейман,таская за собой молодого прыщеватого человека, которого он держал за руку.

— Я же вам говорю, что не мог он уйти в тот день в 7.Он ушел гораздо раньше, а вы мне все твердите… — горячился профессор Швейцер.

— Почему вы так в этом уверены? — вяло вопрошалГеркулесов.

— Потому что новости на НТВ начинаются в 7.

— И что?

— А то, что каждый интеллигентный человек обязан быть вкурсе мировых новостей. А Лева только про динозавров да про мартышек смотрит…

— «Живую природу», — пояснил Блохин извиняющимсятоном, а потом вновь слился со стеной.

— Да! — Сулейман затормозил. — А его ругаю.Нельзя так, Лева! Надо быть политически грамотным!

— Ну и что дальше? — заинтересовался Геркулесов.Вид у него стал более адекватный, чем минуту назад. А то я напугалась, чтомельтешения Сулеймана доведут Коленьку до обморока, видно, у бедняжечки, плохойвестибулярный аппарат.

— А то, что в тот день он мне пообещал исправиться, иименно по этому я отпустил его в 5 домой, не смотря на то, что сначала велелему задержаться. У нас, видите ли, срочная работа…

— Ну и?

— Сам я ушел в 5, Леве разрешил отбыть в 6, а вотон, — Сулейман ткнул пальцем в молчавшего все это время парня, — какраз и ушел в 7.

— Да? — удивилась я. Как-то не сильно мневерилось, что такой дурик смог даже не убить кого-то, а просто подписьподделась. Это же Паня — тишайший, самый незаметный институтский специалист.

— Что скажите? — строго спросил Геркулесов.

— Я? — захлопал своими невинными глазенками Паня,да так растерянно, будто смысл разговора до него так и не дошел.

— Вы.

— А что я должен сказать?

— Ты в самом деле ненормальный или это у тебя имиджтакой? — возмутилась я. — Неужели не понимаешь, что теперь господинГеркулесов считает первым подозреваемым тебя?

— Да? — еще больше растерялся Паня. А я подивиласьтому, как это человек с такой смекалкой смог закончить институт. На мой взгляд,для него даже программа начальной школы должна быть слишком сложной.

— Во сколько ты ушел, Павел? — чеканя каждое словои делая между ними паузу, проговорил Сулейман.

— В 5.

— Как так?

— Я его отпустил, — чуть слышно протянул Блохин иутер нос о свое плечо.

— Не понял, — вмешался Геркулесов. — Непонял, кто из вас мне голову морочит. А ну все по порядку.

— Понимаете, господин генерал, — затараторилЛева. — Суля меня отпустил, а я не хотел… Я не люблю про политику… Тамнасилие одно… А тут еще Паша попросился домой, он к девушку спешил… А мне нетрудно…

— Во сколько ушел Павел?

— В 17-15, почти сразу после Сули.

— Какой Сули? — в конец ошалев, выдохнулновоявленный генерал.

— Сулеймана Абрамовича. А я позже… Потом…

— В 7?

— Нет же, нет. — Замотал он головой, как молодойбычок. — Раньше. И записи я не оставлял. Я никогда не подключаюсигнализацию, когда задерживаюсь, все равно в нашей комнате воровать нечего…Просто запираю, а ключ с собой…

— Как? — наконец взревел Сулейман. А то я ужеиспугалась, что это он не реагирует на то известие, что его бесценный трудобозвали «ничем». Но я ошиблась! Возмутило его не это. — Как! Ты непосмотрел новости? Ты и в этот раз отлынил? Но ты же клялся, что исправишься!