Книга Вышибая двери - Максим Цхай

— Ешь.

— Ох, Саша, я не могу на них смотреть даже…

— Ешь, не то сдохнешь.

— Я лучше сдохну.

— Макс, смотри, я лука купил! С луком, может, пойдет…

Так и ел я эти весенние рожки с луком, которыми меня потчевал заботливый Сашка: я их туда, а они у меня, сволочи, обратно…

С тех пор макаронные изделия я ни в каком виде — ни в масле, ни в томате, ни в сыре, ни с креветками, ни с белым вином — не выношу. Как увижу их, желудок собирается в тугой кулачок и подбирается к горлу с мольбой: «Не надо, пожалуйста, только не это…» Если приду к вам в гости, не кормите меня рожками, ладно? Жабонята в сахаре — вот это еда!

* * *

Вчера в дискотеку привалили бандюки. Снова албанцы. Они были после службы, оттрубили полный рабочий бандитский день и решили зарулить к нам выпить. Случилось это сразу после моей драки с двухметровым боксером. Из‑за этого инцидента контроль на входе был усилен, и любого крупного иностранца вежливо разворачивали спиной к дверям.

Я находился в танцхаусе приватно и пил уже третье халявное пиво, когда прибежал посланный Яном кельнер с просьбой срочно идти на помощь: заявились серьезные ребята, и новые секьюрити на контроле не справляются. Когда я подоспел, в холл уже входили бородатые плечистые башибузуки с ног до головы в бурой коже и золоте, с видом вернувшихся хозяев, которых слегка утомили приставучие мажордомы. Слоноподобный Анри растерянно бормотал: «Предъявите карточку постоянных посетителей…». Второй же охранник непроизвольно шагал спиной вперед, подпертый под горло крепкими кулаками албанцев. Кавалькада двигалась почти бесшумно, слышались только бормотание Анри, похожее на смиренную молитву, и испуганные всхлипывания кассирши. Албанцы же явно скучали, делая привычное дело.

Я сразу протрезвел. Плотно закрыл собой проход между кассой и стеной, застопорив дальнейшее продвижение внутрь, и вошел в единственно приемлемую в такой ситуации роль возмущенного полицейского. Изобразил на лице агрессивное удивление и, выявив среди бородатых рож лидера, стал орать: «Я начальник охраны! Что здесь происходит?!»

Тут возможны только два варианта: либо сразу в шар получишь, либо бандиты остановятся. Должен сработать рефлекс на полицейские интонации, вроде того как буйный псих, побывавший в сумасшедшем доме, при появлении крупного человека в белом халате автоматически усмиряется. Албанцы отпустили охранника; тот, отряхнувшись, отступил в сторону, и хотя они с Анри не ушли (еще бы, догоню — всех уволю!), стало понятно: я могу рассчитывать максимум на то, что нас попытаются разнять, если драка все‑таки начнется. Эх!

В течение двадцати минут велись переговоры. Когда я делал шаг вперед, не двигались они, когда они пытались напереть на меня, не двигался я. Основное правило тюрштеера — ни шагу назад, иначе психологически ты уже проиграл. Призвав на помощь весь свой опыт, я все‑таки ухитрился заставить их уйти.

Честно говоря, все эти полгода я подспудно ждал их возвращения. Мне известны нужные имена, от которых турок, цыган и албанцев бросает в дрожь, но… на всякого крутого авторитета есть свой отморозок. А именно такой вид был у того албанского лидера, с кем я рамсанулся в дверях. Надо сказать, он не лишен обаяния, хотя и несколько комического. Напоминает главаря банды из нашумевшего в свое время советского боевика «Не бойся, я с тобой» — не только внешне, но даже в манерах обращения со своими подчиненными; в этих манерах сквозят лукавство и чувство превосходства.

И вот пожалуйста. Вчера я мирно трудился в своей закусочной над пиццей и вдруг краем глаза заметил, что по залу движется та самая гоп–компания. Их лидер все с тем же капризно–утомленным выражением лица задумчиво поглаживал бороду и меня пока не видел. Шестерки деловито раздвигали перед ним толпу. Блин, ведь сегодня суббота, клубный день, вход только по приглашениям! На дверях Анри и Томас, байкеры, блин… Судя по виду албанских братков, они прошли сквозь охрану, как горячий нож через масло. Тормозить их поздно, они уже в зале.

Если не знаешь, что делать — иди вперед. Я отложил рабочие инструменты, снял фартук, собрал волосы в пучок и снова перевоплотился в грозного Макса из «Ангара», «корейского полицейского», «бешеного японца», которого хотели порезать, да не порезали, с которым дружат Виргис и сам Али, и прочая, прочая, — так я себя накручивал. В зал я вошел уже другим человеком.

Воздействие на противника начинается с первого шага в его сторону. Шаг у меня вполне поставленный. Самое важное — первые полсекунды реакции. Вожак албанцев, равнодушно скользя взглядом по толпе, неожиданно увидел меня и… моргнул. Похоже, моя слава сделала свое дело. В Монберге нет ни одного турка и тем более албанца, который не уважал бы меня. Особенно после исторической осады танцхауса при переделе сфер влияния. Любая подобная история простыми средиземноморскими умами преувеличивается и романтизируется, и я дорос в масштабах городка до некой полумифической фигуры.

Впрочем, бандюк тут же собрался и насмешливо осклабился, но это не имело значения. Моргнул — уже маленькая победа. Ну всё, вперед.

— Привет.

— Привет.

— Как ты вошел без штамгаст–карты?[1]

Здесь важно говорить «ты», психологически отсекая от разговора товарищей противника. Я их не вижу, не слышу, их нет. Такой прием эффективен, потому что быдло обычно поддается этому косвенному внушению. Если кто‑то пытается активизироваться, нужно, слегка повернув голову, спокойно сказать: «Подожди. Я не с тобой разговариваю», — и снова продолжить беседу с лидером. Для «быков» собеседник их вожака иерархически равен ему.

Албанец расплывается в обаятельнейшей улыбке:

— Слушай, кто меня посмеет остановить? Какая такая карта–шмарта?..

— Я посмею, забыл?

Смеюсь, разряжая ситуацию эмоционально, но одновременно знаю, что смысл моих слов доходит, оставаясь неизменным. Смеется и он, немного смущенно касаясь своей лысины.

— По субботам вход только для постоянных посетителей.

— Послушай… Мы стресс не делаем, отдыхаем, ты почему такой въедливый?

— Весь Монберг знает, что я въедливый.

— Меня тоже весь Монберг знает!

— Я с Бесмиром работаю.

— Коллега, значит.

Тут мы оба смеемся.

— Ладно, давай так, раз уж тебя запустили, ты теперь тоже штамгаст…

— Ага! — И он расплывается в самодовольной улыбке — сдал позиции китаец.

— …но как только ты делаешь малейший стресс, получаешь хаусфербот навсегда, и твои ребята тоже.

Албанец насупился. В этот момент его подручный, не осознавая, каким образом, но понимая, что повел беседу я, пытается перехватить инициативу. Он не встревает в наш разговор, но, подзывая официанта, начинает подчеркнуто громко стучать кружкой об стол. Я разворачиваюсь к нему: