Книга Это же Патти! - Джин Уэбстер

– Думаю, дедушка и бабушка еще не спят! – сказала Присцилла. – Давайте остановимся и пожелаем им веселого Рождества – просто для того, чтобы убедиться, что они всем довольны.

Мартина легко уговорили остановиться: он тоже не очень строго соблюдал дисциплину в каникулы. Патти и Присцилла направились к двери, но в нерешительности остановились при виде картины, открывшейся перед ними в освещенном окне. Ворвавшись в маленький домик с шумными рождественскими приветствиями, они грубо нарушили бы уединение влюбленных. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что новоселье было счастливым. Бабушка и дедушка сидели перед огнем в своих удобных креслах-качалках с красными подушками, лампа заливала ярким светом их сияющие лица, и, держась за руки, они улыбались, глядя в будущее.

Патти и Присцилла на цыпочках сошли с крыльца и влезли обратно в «катафалк», став вдруг немного серьезнее и сдержаннее.

– Знаешь, – задумчиво сказала Патти, – они так довольны, как если бы жили во дворце, имели миллион долларов и шикарный автомобиль! Забавно, правда, как какая-то мелочь может сделать людей счастливыми?

Глава 6. Серебряные пряжки

– Три недели сидеть в четырех стенах с двумя самыми глупыми девчонками в школе…

– Малыш Маккой не так уж плоха, – сказала Конни в виде утешения.

– У нее кошмарные мальчишечьи ухватки!

– Но она довольно забавна.

– Она так вульгарно выражается! И вообще, на мой взгляд, она просто невыносима!

– Ну, во всяком случае, Харриет Гладден…

– …поистине ужасна, и ты это знаешь. Я гораздо охотнее встретила бы Рождество с мраморным плачущим ангелом на чьей-нибудь могиле.

– Да, она довольно унылая, – согласилась Присцилла. – Я провела с ней три Рождества. Но все равно – тебе будет весело! Ты сможешь опаздывать к обеду, если захочешь, а Нора разрешит тебе сварить леденцы на кухонной плите.

Патти, презрительно фыркнув, начала убирать комнату после радостной суеты сборов и упаковки чемоданов. Две другие помогали ей в безмолвном сочувствии. В конце концов, можно было предложить не так уж много утешительных соображений. Школа во время каникул казалась плохой альтернативой родному дому. Присцилла, отец которой был морским офицером и семья которой всегда жила далеко, уже почти привыкла к таким невеселым праздникам, но в нынешнем году она, с тремя новыми платьями и двумя новыми шляпами, бодрая и счастливая, отправлялась в Нью-Йорк к своим двоюродным сестрам. А несчастной Патти, чей дом был лишь в двух часах езды поездом, предстояло остаться в школе, так как шестилетний Томас Уайат выбрал это неудачное время для того, чтобы неожиданно слечь со скарлатиной. Состояние здоровья больного не внушало никаких опасений, и юный Томми уже сидел в постели, развлекаясь оловянными солдатиками. Но остальные члены семьи чувствовали себя не так уютно. Некоторые сидели дома, в карантине, другие на время выехали. Судья Уайат поселился в отеле и оттуда телеграфировал директрисе, чтобы Патти оставили на время каникул в Св. Урсуле. Бедная Патти уже весело упаковывала свой чемодан, когда пришли неприятные новости, и, распаковывая его, она разложила по ящикам комода вместе с вещами и несколько вполне простительных слезинок.

Обычно в школе на каникулы оставалось несколько девочек – тех, чьи семьи жили на Западе или на Юге, и тех, чьи родители путешествовали за границей или разводились, – но в этом году таких оказалось необычно мало. Патти осталась совсем одна в Райском Коридорчике, Маргерит Маккой из Техаса была затеряна в конце Южного прохода, а Харриет Гладден, неизвестно откуда, имела в своем распоряжении восемнадцать комнат в Переулке Проказ. Эти три девочки да еще четыре учительницы занимали все здание школы.

Харриет Гладден провела в Св. Урсуле пять лет – все учебные семестры и каникулы без перерыва. Она пришла в школу долговязой двенадцатилетней девочкой, состоявшей, казалось, из одних ног и рук, и теперь была долговязой шестнадцатилетней девочкой, по-прежнему состоявшей из одних ног и рук. Ее отец, которого никто никогда не видел, присылал по почте чеки миссис Трент, но не подавал никаких иных признаков жизни. Бедная Харриет была унылым, молчаливым, заброшенным ребенком и всегда чувствовала себя чужой в гуще кипевшей вокруг школьной жизни.

Она никогда не получала из дома посылок с гостинцами на день рождения, никаких рождественских подарков, кроме тех, что дарила школа. Когда другие девочки налетали на почтальона, шумно требуя писем и посылок, Харриет стояла в сторонке, молчаливая и ничего не ожидающая. Платья для нее выбирала мисс Салли, а мисс Салли всегда руководствовалась скорее утилитарными, чем эстетическими соображениями. Так что Харриет, бесспорно, была самой плохо одетой девочкой в школе. Даже ее школьная форма, точно такая, как форма шестидесяти трех других учениц, висела на ней мешком. Предусмотрительная мисс Салли всегда заказывала для Харриет костюм на размер больше, чтобы не стеснять растущую девочку, и та неизменно успевала сносить его, прежде чем он становился ей впору.

– Что, скажите на милость, происходит с Харриет Гладден во время каникул? – спросила однажды Присцилла в день начала занятий.

– Ее все лето держат в леднике, – предположила Патти, – и потом она никак не может до конца оттаять.

И это было, вероятно, самое точное описание того, что делали с Харриет преподаватели. Мисс Салли выбирала тихую, уютную ферму в здоровой местности и устраивала там Харриет под опекой жены фермера. К концу трех каникулярных месяцев девочка чувствовала себя столь отчаянно одинокой, что с приятным волнением предвкушала возвращение к изоляции в несколько более многочисленном обществе школы.

Патти однажды подслушала разговор двух учительниц о Харриет, и ее рассказ об этом был весьма колоритен.

– Отец не видел Харриет много лет. Он просто запихнул ее сюда и платит по счетам.

– Не удивляюсь, что он не хочет держать такую унылую девчонку дома! – сказала Присцилла.

– Никакого дома вообще нет. Ее мать развелась с отцом, снова вышла замуж и живет в Париже. Именно поэтому Харриет не смогла в прошлом году поехать за границу с группой других школьниц. Ее отец боялся, что, когда она попадет в Париж, мать сразу ее зацапает… не то чтобы хоть одному из них она действительно была нужна, просто каждый из них хочет насолить другому.

Присцилла и Конни, заинтересовавшись, навострили уши. Тут, под самым носом у них, были трагедия и интрига – такие, какие обычно встречаются только в романах.

– Девочки из счастливых семей даже не могут вообразить, до чего одиноким было детство Харриет, – внушительно сказала Патти.

– Ужасно! – воскликнула Конни. – Ее отец, должно быть, просто зверь! Не замечать собственной дочери!

– У Харриет глаза ее матери, – объяснила Патти. – Для ее отца невыносимо смотреть на нее, так как она напоминает ему о счастливом прошлом, которое похоронено навеки.

– Так сказала мисс Уодсворт? – с интересом спросили подруги в один голос.