Книга Когда мы остаемся одни - Тамара Михеева

Хорошо, что есть Ростик. Хоть она пока и не представляет, что будет с ним делиться какими-то там своими переживаниями, а всё-таки хорошо, что он есть. Когда родители разводились, они с Ростиком будто были в одной команде, по одну сторону баррикад. В те дни Янка читала ему перед сном вместо мамы и уроки с ним делала, и в бассейн водила, хотя раньше её невозможно было заставить заниматься братом: что ей делать больше нечего? И сейчас ей вспомнилось, как часто он её поддерживал тогда. Тем, что плакал, и его нужно было утешать. А сейчас? Она уже забыла, когда последний раз с ним разговаривала нормально. А ему ведь тоже тяжело сейчас! Ещё тяжелее, чем ей, она-то взрослая… У него и в школе там что-то не ладится, она краем уха слышала… «С чужими возишься, а до своего брата и дела нет», – шепнул ей кто-то внутри укоризненно. Янка решила, что со следующей зарплаты свозит Ростика в Феодосию. Походят по городу, в музей Грина зайдут, в кафе посидят… Может, Маруську с собой возьмут.

Дожди и туман упали на Посёлок. И повсюду цвёл миндаль. Все деревья стояли в бело-розовом облаке. Было ветрено, и каждый порыв ветра снимал с деревьев нежные лепестки, кружил в небе, бросал по обочинам. Янка думала о том, как много пропускает Глеб. Какие можно было бы сделать кадры! Он не ехал, не ехал, не ехал, застрял в своей Москве, затерялся, и не было ни адреса, ни телефона, только точка на карте – Москва. Янка была в Москве. Огромная она, не обойти.

– Здравствуй, дочка.

– Здравствуй, папа.

– Как дела у вас?

– У нас хорошо.

Он замолчал, будто ждал, что Янка сама заговорит. Но Янка помогать ему не собиралась, вот ещё!

– Как Ростик?

– Растёт.

– В школе как?

– Хорошо.

Сколько интересно он ещё выдержит?

– Как нетбук-то? Работает?

– Да, спасибо.

Вот, значит, как? Думает, что она ему спасибо скажет, в ноги упадёт и простит?

Внутри у неё клубилось горячее месиво. Он ещё ей звонит! Он ещё спрашивает! Он… От ярости Янка даже реветь не могла. И вообще – хватит. Что-то часто она в последнее время реветь стала. Недавно их от школы водили к психологу. Янка боялась, что ее про развод начнут спрашивать, и поэтому сразу сама начала вопросы задавать. Чего вот она стала такая плаксивая? Чуть что – слёзки на колесиках. Хоть от радости, хоть от огорчения, хоть от жалости. Тётка-психолог ничего такая попалась, сказала, что это возрастное, что пройдёт и что надо учиться себя контролировать. Ну-ну…

Интересно, а он сразу два купил: ей и Варьке? Сразу два, наверное, дешевле. Янке казалось, что она до сих пор, как Маруська, всё стаскивает и стаскивает с головы чёрный платок.

Глава 4

Летать

Самое дурацкое, когда у девчонки, которая тебе нравится, день рождения, а у тебя денег нет и вообще… Что он может подарить Янке? Что вообще дарят девчонкам? Особенно таким… Потом Таль вспомнил про браслет.

Этот браслет из круглых сердоликовых бусин Талю иногда даже снился. Это ещё летом было, когда Янка только переехала. Они поехали всей компанией в Коктебель, ну а там, конечно, на набережной чего только нет, глаза разбегаются. И вот этот браслет. Янка его как увидела, в струнку вытянулась. Долго перебирала круглые, холодные бусины, гладила. Но и стоил он, надо сказать… Ни у кого в их компании таких денег не было. А сейчас тем более: где Таль возьмёт? Да и набережные в Коктебеле пустые, не сезон ведь. Таль так измучился, что вечером, когда мама кормила Пашуню, а Анюта и Маруська сидели тут же, сказал, за деловитостью скрывая неловкость:

– У Янки день рождения во вторник.

– Ух ты, здорово! – равнодушно отозвалась Анюта. Даже головы от альбома не подняла. Но мама, конечно, сразу его поняла.

– Ох, Талечка… Что бы придумать? Надо же её поздравить обязательно. Надо подарок… Погоди, у меня есть кое-что.

Мама тут же встала и, придерживая Пашуню одной рукой у груди, достала из шкафа свою старую шкатулку. У неё в этой шкатулке всё лежало: их свидетельства о рождении, бусы из жемчуга, которые папа подарил ей на свадьбу, первый состриженный Талев локон, ну и девчонок, конечно, тоже. И свидетельство о папиной смерти было тут же.

– Вот, смотри, сынок, они дорогие очень. Это мне бабка моя на шестнадцать лет подарила, – мама протянула Талю старые серёжки с голубыми, будто застывшая вода, камешками. – Вот, Яночке понравятся.

Таль болезненно поморщился. Мама так отстала от жизни! Какие-то допотопные серёжки, которые провалялись в шкатулке полвека! Мама сама их никогда не носила. Все потемневшие, древние… Янка в жизни их не наденет! Потому что он никогда и ни за что ей их не подарит! Мама смотрела на него так радостно, и он чувствовал, как закипает в нём раздражение. Ещё бы чуть-чуть, и он сорвался бы, но всё-таки хорошо, когда у человека есть такая сестра, как Анюта. Она полюбовалась плавной линией цветка на рисунке и сказала:

– У неё уши не проколоты.

– Да? – расстроилась мама, и пальцы прикрыли старые серёжки, лежавшие на её ладони. – Что же тогда?

Но Таль уже знал что. Он смотрел в Анютин альбом, она нарисовала подснежники среди опавших буковых листьев, и понимал, что только это он и может сейчас подарить Янке. Главное – всё продумать. Главное – чтобы она его поняла. И чтобы согласилась поехать.

Таль всё тщательно спланировал. Во вторник он встретил Янку у ворот её дома, забрал сумку.

– Ты чего? – испугалась она. Глаза накрасила ярко, по-дурацки, и серёжки – большие цыганские кольца. Соврала, значит, Анютка маме. Он так и понял. Сам-то он на это никогда внимания не обращал. Хорошая сестра Анютка, что и говорить.

– С днём рождения!

Она улыбнулась. Радостно и чуть-чуть смущённо. Или ему показалось?

– Давай с уроков сбежим.

– А куда?

– Есть одно место. Но далеко. До Симферополя ехать надо.

– Зачем?

– Подарок буду тебе дарить.

– В Симферополе?

– Ближе нету.

Всё-таки Янка – особенная. Ну кто бы ещё согласился поехать? А она поехала. Как была, в мини-юбке и на каблуках. А, ну так она ведь и не знает, куда он её везёт. В Симферополе он взял напрокат у знакомого пацана скутер, тот ему уже сто лет обещал дать покататься, вот и пригодилось.

– На этот? Мне? – уставилась на скутер Янка. – Ты с ума сошёл? Я в юбке!

– Я же буду впереди. Никто ничего не увидит.

Она глаза сузила, сказала:

– Я тебя убью.

Но села. Прижалась. Таль чувствовал её колени. И думал, как она отнесётся к его подарку. Наверное, он где-то читал про такое, а может, видел в кино. Он точно знал, что не сам это придумал, а потому доверял этой идее больше, чем своей.