Книга Последний берег - Катрин Шанель

Мы поцеловались, неловко и быстро, как в первый раз. И у него, и у меня губы были холодные и дрожали.

– Поедем, а то ты замерзнешь…

Заводя машину, он вдруг засмеялся.

– Что такое?

– Мне пришло в голову, что даже в белой горячке никто не повез бы меня в клинику Шато-де-Гарше. Это местечко для богачей. Я бы протянул ноги в каком-нибудь сумасшедшем доме, скажем, в Вильжюифе. Там умерла одна из моих теток, впавшая в старческий маразм. Жуткая дыра. Тетушка была там самой умной, даже учитывая персонал.

Я рассмеялась. Но отчего-то я думала о том, что Франсуа не сказал, что любит меня. Ни разу еще не сказал.

– А мы отпразднуем нашу помолвку?

– Если ты хочешь. Я не слишком знаю, как это делается. Может быть, ты хочешь пригласить гостей? Знаешь, таких… настоящих гостей. Людей своего круга.

– У меня почти нет знакомых в этом «своем» кругу. Разве только… моя мать? – И тут же я представила себе мать в моей гостиной. Дети Рахиль дергают ее за юбку, галантный испанец предлагает ей одну из своих вонючих папиросок, Франсуа пытается занять тещу светской беседой, а Плакса жует в углу ее сумочку… Право, на это стоило бы посмотреть! Но моя жизнь и так была насыщена впечатлениями. – Пожалуй, не стоит. Я не юная девушка, которая выходит замуж с благословения семьи. Я взрослая, самодостаточная женщина. Познакомитесь потом… на свадьбе.

Мне показалось, Франсуа остался доволен моим решением. Он ничего не сказал, но я поняла – в душе он побаивается знакомства с моей матушкой.

Вечером я попросила мадам Жиразоль купить кое-каких продуктов – наши кладовые порядком опустели после того, как в доме стало обитать больше людей, чем обычно – и приготовить на завтра легкую закуску.

– У нас будет праздник, мадам Жиразоль! Франсуа предложил мне руку и сердце!

Моя экономка охнула.

– Деточка моя! Дайте же я вас обниму! Ох, какая радость, какая радость! Вы же такая красавица, такое доброе сердце, кому же быть счастливой, как не вам?

Она стиснула меня своими мягкими, будто подошедшее тесто, руками и прижала к своей необъятной груди.

– И вы такая чудесная пара! Ох, если парнишка любит от всей души, то кому интересно, есть у него деньги или нет. Любви-то за деньги не купишь!

Мне было приятно слышать эти слова. И на минутку я замечталась – представила вдруг, что мать поздравит меня так же, как мадам Жиразоль. Но шансов на это было не так чтобы очень много…

– Он подарил мне кольцо, – сказала я и вытянула руку. – Посмотрите. Красивое, правда?

Мадам Жиразоль снова охнула, но уже не так радостно.

– Что такое? – удивилась я.

– Ох, мадемуазель Катрина! Нет, нет, я ничего не хотела сказать.

– Да говорите же, а то я напридумываю черт знает что!

– Это же опал!

– Ну да. А что? Он краденый?

– Что вы такое говорите, мадемуазель Катрина. Даже будь он и краденый, как бы я это поняла, едва взглянув на него? Просто примета плохая – опалы носить и дарить. Камень несбывшихся надежд, так его называют.

У мадам Жиразоль всегда находилась какая-то примета, и обычно дурная. Нельзя садиться за стол, если гостей тринадцать – это насмешка над Тайной Вечерей. Хлеб надо класть на плоскую сторону: сколько раз экономка сердито переворачивала багет, если я клала его «на спинку». Хлеб, который пекли для королевского палача, откладывали именно таким образом, а кто съест хлеб палача, будет его следующей жертвой… Нельзя проходить под приставленной к стене лестницей: лестница вместе со стеной образует треугольник, а треугольник – это Троица. Боже упаси раскрыть в комнате зонт для просушки, это приносит неудачу. Опрокинув солонку, нужно бросить через левое плечо щепотку соли, чтобы прогнать злых духов. За купленные в кухню ножи мадам Жиразоль отдавала мне мелкую монетку, чтобы наша дружба не перерезалась. А теперь еще и опалы!

– Не думайте о плохом, мадам Жиразоль. Все эти приметы – сущая чепуха. Камень может навредить только в том случае, если вам запустили им в голову… Или если он краденый. Приготовьте нам хороший стол, достаньте из погреба вино. И помните, вы приглашены!

Она удалилась, ворча.

А я решилась позвонить матери.

Она не дослушала.

– О, дорогая, надеюсь, ты не будешь на меня в обиде за то, что я не смогу приехать? Ганс уехал в Англию, а мы с Тео решили прокатиться в Нормандию, проверить, как идут дела на моей фабрике…

Тео – это, конечно, Теодор Момм. Я так и знала, что мать спит еще и с ним. Что ж, это ее дело.

– Мне жаль.

– Я пришлю вам подарок. И будь добра, сообщи мне дату свадьбы заранее. Мне хотелось бы сшить тебе платье. Кстати, в чем ты будешь завтра?

– О, это неважно!

– Это очень важно! – разумеется, возразила мама. – Надень то, из японского шелка, с цветами и птицами, хорошо? Только пусть кто-нибудь из подруг поможет тебе завязать сзади пояс.

Мама забыла, что у меня нет подруг. Разумеется, я не могла пригласить Рене. Она приехала бы с мужем, а он был членом правительства Виши. Его появление могло быть неуместным.

– А вы уже выбрали, куда поедете в свадебное путешествие?

Свадебное путешествие! Вдруг у меня стало легко на душе. Я подумала, что мы с Франсуа можем уехать… Уехать далеко. У меня довольно денег. Мне представлялись роскошные купе международных экспрессов, каюты океанских лайнеров, номера отелей. Шелковое белье, шампанское, цветы и любовь… Любовь без конца.

Любовь изменила меня. Впервые в жизни мне хотелось роскоши, хотелось утонченной красоты вокруг себя. Мать всегда высмеивала меня из-за моей аскезы, но теперь я удивлю ее.

– Знаешь, мне очень хочется поехать, – призналась я. – Может быть, в Америку, а потом в Австралию. Может быть, мы поживем на каком-нибудь тропическом острове, в крошечной гостинице, и чтобы по утрам пахло магнолиями…

– Как прекрасно, моя дорогая. – Голос матери изменился, потеплел, заиграл нежными нотами. – Наконец-то ты захотела посмотреть мир. Я знала, что это произойдет, как только ты полюбишь. Твое сердце раскрылось, и теперь оно готово вместить в себя весь мир.

Это были прекрасные слова. Правда, закончила мать весьма прозаически:

– Надеюсь, ты позволишь мне оплатить все расходы, связанные со свадьбой и путешествием?

– Это очень щедро, мама. Спасибо.

– Ты не отказываешься! – поразилась мать. – Нет, ты и в самом деле изменилась. И мне это нравится.

Я думала пригласить кого-нибудь из клиники, может быть, Лолу, симпатичную медицинскую сестру, с которой часто пила кофе в маленьком кафе в Сен-Клу. Но Франсуа с улыбкой попросил, «чтобы были все свои», и я согласилась. Отчего-то я целый день была на нервах, хотя, казалось бы, ну что тут такого? Формальное предложение уже сделано, а до свадьбы еще далеко, так к чему же этот мандраж? Я не могла проглотить ни кусочка, не могла прочитать ни строчки в истории болезни нового пациента, и когда Жанна подошла ко мне в холле, смогла обронить только несколько ничего не значащих слов.