Книга Все самое плохое о моей сестре - Жаклин Уилсон

– Ой, да! – бормотала я, потирая живот.

– Ой, нет! – завыла я, когда поняла, что все трое внизу сели есть макароны. Без меня!

Мама и папа оставили меня наверху голодать. Я уткнулась лицом в подушку и начала горько рыдать – так сильно, что даже не услышала, как вошла мама… с подносом, на котором был мой ужин!

– Похоже, ты начинаешь понимать, какой ты была гадкой, – сказала мама. – Мартина, сядь ровно. О, дорогая, у тебя есть носовой платок? Давай высморкаемся. Ладно, успокойся и поужинай.

Наконец-то я получила свою тарелку макарон с сыром. К сожалению, пока я ела, мама стояла и читала мне нотации, не давая в полной мере насладиться драгоценной едой.

– Когда закончишь, молодая леди, напишешь три письма. Одно Кэйти, одно Ингрид и одно Элайше. Ты должна извиниться перед каждой девочкой.

– Ой, мам! Спорю, они не извинятся за то, что дразнили меня.

– Это не важно, – сказала мама. – И, в любом случае, не похоже, чтобы у них был злой умысел против тебя. Они называли тебя Синюхой, так? Ну, это довольно глупое прозвище, но оно, в сущности, совсем не противное, верно? И почему Синюха? Потому что ты жужжишь?

– Нет! Это потому, что я надела то синее платье на вечеринку Элайши, – сказала я жалобно.

– Ох! Что ж, это глупо, ведь ты выглядела в этом синем платье восхитительно – это все говорили. А они придумали прозвище Элайше из-за ее платья?

– Нет, потому что она к ним подлизывается. Я им не нравлюсь. Они говорят, что я странная.

Я вполне утешилась, потому что макароны были экстрапрекрасные, с приличными кусочками сыра, – но неожиданно у мамы стал такой вид, будто она снова собирается расплакаться.

– Они действительно говорили, что ты странная? – спросила она.

– Ну да. Но мне все равно, – я пожала плечами.

– А мне не все равно, – сказала мама. – Ох, Мартина, почему ты не постараешься как-то приспособиться ко всем остальным? Ты смышленая девочка. Если бы ты играла наравне с другими ребятами и прекратила свои глупые выдуманные игры, то тебе стало бы легче и у тебя появились бы друзья.

– У меня есть друзья, – сказала я. – Джейдин моя лучшая подруга.

– Да, она кажется очень славной девочкой, но больше никаких друзей у тебя нет, ведь так?

– А вот и есть. У меня появился новый друг, который хочет играть со мной завтра во время ланча.

– Правда? – удивилась мама. – Кто это?

– Микки Уэст.

– Но это же мальчик, – мама сказала это так, как будто мальчики не считаются.

– Я нравлюсь многим мальчикам, – кивнула я.

– Что ж, Мартина, это хорошо, но ты девочка. И лучше, чтобы ты не была таким ужасным сорванцом. Слушай, ты действительно хочешь пойти в класс танцев мисс Сьюзанн? Может, там у тебя появятся какие-то новые друзья.

– Я передумала, мам. У меня все прекрасно. Я не хочу дружить с такими девочками, как Кэйти, Ингрид и Элайша. Мне нравится быть странной.

– Ох, Мартина, – тяжело вздохнула мама. – Ну почему ты такая упрямая?

– Ты хочешь, чтобы я была больше похожа на Мелиссу, ведь так? – спросила я.

– Не-е-ет, не совсем так, – сказала мама не очень уверенно. – Ты – это ты: славная, разносторонняя девочка. По-моему, замечательно, что у тебя такое хорошее воображение и ты так артистична, но я хочу, чтобы ты использовала свой дар более плодотворно. Ты должна делать какие-то действительно красивые картины и рисунки, но ты тратишь свое время на эти глупые комиксы.

– Могучая Марта – это не глупо!

Мама взяла мой альбом и нахмурилась, увидев тонкую-как-булавка Могучую Марту, бросающую яйца.

– Эти каракули – просто трата карандашей и бумаги, – сказала она. – Ты даже не рисуешь ее правильно. И что, ты полагаешь, она делает?

Я предусмотрительно хранила молчание.

– Она же не… кидает яйца, а? – с надеждой спросила мама. У нее снова порозовело лицо.

– Нет-нет, она… она в Солнечной Стране, и это все маленькие солнечные лучи, – ответила я.

Мама вытаращила глаза – и я не могу сказать, что осуждаю ее.

Она принесла блокнот и конверты и потом стояла надо мной, пока я писала письма с извинениями.

– Можно, по крайней мере, использовать компьютер и распечатать письмо три раза? – спросила я.

– Нет, ты должна сделать это вежливо, по-старомодному. Я хочу, чтобы родители этих девочек увидели, что ты искренне извиняешься, хотя и совершила такой ужасный поступок, – сказала мама.

Так что я должна была писать три ужасных письма – прямо на моем подносе с ужином. Даже четыре, потому что маме не понравилось мое первое письмо от руки.

– «Дорогая Кэйти, извини. Преданная тебе…» – прочла она с отвращением и разорвала письмо пополам.

– Пиши снова, но правильно!

– Но я же написала «извини».

– Это вовсе не выглядит извинением. Давай я продиктую. Начинай снова и в верхнем правом углу напиши свой адрес.

– Как скучно, – заныла я.

«Дорогая Кэйти!

Я очень сожалею, что бросила в тебя яйцо на игровой площадке.

Это было очень глупо.

Мои родители очень рассердились на меня.

Я надеюсь, что тебе было не очень больно и это не сильно испортило твою одежду.

Я обещаю, что никогда больше не совершу такой глупости.

Искренне твоя

Мартина Майклс».

Потом я написала то же самое Ингрид и Элайше. Извини, извини, унижаюсь, унижаюсь. Впервые мне было вообще безразлично, что я подписалась «Мартина». Было бы очень стыдно подписывать письма «Марти».

Когда мама наконец ушла, я взяла невидимый карандаш и написала поверх каждого письма:

«Нет, я нисколечко не извиняюсь, ты подлая, ненавистная свинья».

Конечно, эти слова нельзя было увидеть, но я стала чувствовать себя значительно лучше, зная, что они там есть.

Мне не разрешали спускаться вниз до самой ночи. Этот вечер, наверное, был самым длинным в моей жизни. Я рисовала Могучую Марту, играла со своими зверями, но было очень странно сидеть как пришитая наверху, когда было слышно, что внизу работает телевизор и разговаривают мои родственники.

В конце концов, когда Мелисса пришла спать, мама и папа поднялись наверх. Я притворилась, что уже сплю, – завернулась с головой в Уилму и с трудом дышала из-под нее. Мама и папа пытались со мной поговорить, но я сделала вид, что их не слышу. Они поцеловали меня на ночь, хотя это был только один поцелуй, и папа не сказал мне «Спите, детки, крепко, клопов я запер в клетку».