Книга Паршивка - Рафаэль Муссафир

— Ох! Ну, виданное ли дело! Ну, виданное ли дело! Ну, виданное ли дело! Ты и впрямь подлец, Джей Ар!

Особенно когда Джей Ар, очень довольный тем, что он насолил своему брату Бобби, потому что тот — настоящий идиот, говорит: «Хе-хе-хе».

— Надеж!

— Чего?

— Ты знаешь, кто к нам сегодня придет на ужин?

— Не-а!

— Кто-то, кого ты очень хорошо знаешь, Надеж…

— Кто ж это?

— Ха-ха-ха… Секрет!

— Красавчик подлец, что ли?

— Король негодяев, Надеж.

— Ух ты! Блин! Невиданное дело! Джей Ар?

— В точку, Надеж!

— Невиданное дело, невиданное дело, невиданное дело…

Я убеждаю Надеж в том, что под капотом в моторе в две лошадиные силы сидят две лошади, что трагедия в Чернобыле произошла по ее вине, потому что она не выключила газ, что галантин из свиных голов делается из остатков мозгов бабушки, и от этого она совсем спятила, что мой отец — это моя мать, что мой брат — это моя сестра, что моя мать — это ее отец.

— Ух ты? Блин! Невиданное дело! Невиданное дело! Невиданное дело!

После «Далласа» я иду спать. С постели я устраиваю несколько восходов и закатов на стене при помощи световой дуги от фонарика.

Я думаю, а вдруг мой муж сейчас, так же как и я, устраивает восходы и закаты? Хотя, может быть, у него уже борода и работа?

Интересно, смотрел ли он тоже «Даллас», думает ли он тоже, что Джей Ар — отличный парень, мужественно терпящий некрасивую, вечно пьяную жену, кретина-брата и такую идиотку-родственницу, как Памела.

В воскресенье утром дедушка будит нас круассанами и миндальным печеньем.

Дедушка не старый и не глухой.

Он — турок, но акцента у него нет.

Он еще красивый и хорошо танцует, в таком элегантном стиле.

И он здорово говорит на сленге.

Когда он был помоложе, он со своей телкой чадил цигарками у предков и работал как вол, зарабатывая шиши, бабло, мани-мани, гроши, зелень, капусту или грины, чтобы детенышам что-то сунуть в клюв.

С шести утра до шести вечера дедушка продает спецодежду. Он уверен в том, что если я буду так бегать, куколка моя, то могу попасть под сенокосилку и лишиться головы.

В магазине спецодежды у дедушки есть каталог с его спецодеждой, он называется «Спецодежда Абукир».

Манекенщицы в этом каталоге похожи на провинциальных дам в шиньонах, они гладят белье.

Наверное, грустновато быть манекенщицей для магазина не с проспекта Монтень, но в то же время манекенщицы, рекламирующие халатики для прислуги, которая убирается в квартирах девушек-манекенщиц с проспекта Монтень, тоже нужны.

Дедушка состоит членом в АБПУД. То есть в Ассоциации Борцов за Право Умереть Достойно.

Я, между прочим, предпочитаю просто не умирать.

У нас с папой есть проект создания новой ассоциации, АБСЛСПЖПКЕЗ: Ассоциации Борцов за Стремление Любыми Средствами Продлить Жизнь Потому что Кто Его Знает, пока мы живы, мы надеемся.

Дедушка говорит при помощи рук.

У него нет права голоса, потому что он турок, а его брат умер в Освенциме.

Дедушка всегда страшно пунктуален и не любит синагогу.

Он ужинает каждый день в шесть тридцать вечера.

В семь тридцать он уже в постели, если, конечно, не передают интересный футбольный матч.

Дедушка никогда не повышает голоса, если, конечно, не передают интересный футбольный матч: тогда он вопит «черт и дьявол, ребята»!

Еще дедушка любит скачки и хорошеньких женщин тридцати пяти лет.

В субботу вечером дедушке звонить нельзя. Он занят.

В гостиной у дедушки висит старая фотография, где он танцует со знаменитой коричневой дамой с бананами вокруг живота.

Дедушка любит повторять, что, если однажды у меня перед носом кто-то закроет дверь, мне надо лезть в окно.

Еще он говорит, что я должна это хорошенько запомнить, чтобы не забыть, когда его уже не будет.

Еще он говорит, помоги себе сам, и Бог поможет тебе.

Папа любит дедушку. Несмотря на то, что у них разные политические взгляды, и на то, что папа раздражается, когда тесть будит его по утрам в воскресенье.

Папа говорит дедушке, что Миттеран проходимец, врун, пройдоха и заговорщик, только и способный, что машины в Пти-Кламаре взрывать, а дедушка говорит, что, дорогой мой Мишель, возвращайтесь тогда в вашу старую добрую правую консервативную партию, поскольку прошлое уроком вам не послужило. Папа говорит, что вот и еще один довод, мой дорогой Морис, и не рассчитывайте на меня в смысле поддержки чиновника из Виши, Морис говорит, что нет, дорогой мой Мишель, назовите мне хоть одного чиновника из Виши, который затем принял участие в Сопротивлении, а папа заключает, что Миттеран был таким же участником Сопротивления, как он, папа, оперной крысой, и что какое счастье, мой дорогой Морис, что вы не имеете права голоса во Франции. Ну, тут уж вы перегибаете палку, дорогой мой Мишель, огорчается дедушка и, несмотря на последнее прозвучавшее оскорбление, предлагает дорогому своему Мишелю миндальное печенье. Ладно, без обид, говорит папа, конечно, отвечает Морис, до такого мы не докатимся, старина.

Дедушка — единственный человек, которому я рассказываю, что почти все время скучаю, особенно по воскресеньям. Я говорю ему, что, когда я в школе, время идет так медленно, что мне не терпится дожить до воскресенья, а когда наступает воскресенье, время идет так медленно, что мне не терпится дожить до понедельника. И так получается, что я скучаю от понедельника до воскресенья и от воскресенья до понедельника.

Дедушка отвечает, что мне страшно везет, потому что это такая роскошь, куколка моя, иметь в жизни возможность поскучать, такая роскошь, а потом, как все стареющие люди, комментирует ситуацию какой-нибудь песенкой своей молодости, например: «Дети скучают в воскре-е-есенье».

Еще дедушка напевает «Вы проходите, меня не замечая», когда я пробегаю мимо, не поцеловав его, «Заговорите о любви — я вас ударю по лицу…», когда ему напоминают о бабушке, и «Ах, если бы вы знали девочку мою» практически всегда.

А потом однажды дедушка умер.

Умер, наверное, не так, как планировал вместе с членами своей призрачной ассоциации.

Наверное, дедушка не знал, что, чтобы умереть достойно, достаточно достойно жить.

~~~

В загородном доме мне часто снятся кошмары. Мама говорит, что это из-за того, что меня возбуждает морской воздух, а папа перебивает ее и говорит, что надо говорить не «морской воздух», бедная моя Франсуаза, а «соленый воздух», а мама отвечает: «У твоей дочери бессонница, Мишель, но тебя интересует только то, чтобы ты опять и опять оказался прав».