Книга Минута после полуночи - Лиза Марич

— Может, нам стоит пожениться? — предложил он. Сердце екнуло. — По крайней мере, я смогу каждый день отвозить тебя на работу.

— Спасибо, у меня есть машина, — отозвалась Ирина, уложила термос в сумку и выскользнула из кухни.

Никита прикусил губу, глядя ей вслед.

Господи, ну почему он такой идиот? Почему не может вырулить на нужную посадочную полосу? Правда, сегодня он впервые сделал предложение прямым текстом, до этого объяснялся неуклюжими намеками. Ирина намеков либо не понимала, либо ускользала от них — легко, необидно, с юмором. Вот как сейчас ускользнула. Можно подумать, он хочет на ней жениться, чтобы стать личным шофером!

— Я ушла! — крикнула Ирина из прихожей. Повеяло сквозняком, послышался щелчок дверного замка, и Никита остался один.

Он ненавидел два этих слова. Когда Ирина на ходу небрежно бросала «я ушла», ему становилось дурно. Приходилось стискивать зубы, чтобы с языка не сорвалось: «В каком смысле?»

Никита допил кофе, царапая неодобрительным взглядом подвесной потолок и стены с модным напылением. Между ним и этим домом возникло мощное поле отторжения, как между двумя магнитами. Квартиру оформлял модный московский дизайнер, и все здесь было принесено в жертву моде. Ни уюта, ни простого человеческого тепла — только холодный коммерческий расчет. Никита сунулся было с предложением оплатить счета, но был отвергнут примерно той же фразой, что и сегодня.

— У меня есть деньги, — сказала Ирина. И добавила: — Ты бы лучше занялся своим караван-сараем.

Заниматься своей квартирой Никита не стал: она ему нравилась и без модного дизайнера. Пустовато, мебель самая необходимая, но там, по крайней мере, можно дышать! Не то что в этой громадной атласно-бархатной бонбоньерке, загроможденной диванами, подушками и шкафчиками с бесчисленными ящичками! Ирина переночевала у него два-три раза, а потом наотрез отказывалась от приглашений. Пришлось переехать к даме сердца и жить на ее территории, как последнему альфонсу. Все у них не так, как у людей.

Он услышал о ней пятнадцать лет назад. Тогда у Никиты уже были деньги, можно даже сказать, состояние. Колесо рулетки в шести игорных домах Лас-Вегаса вращалось без остановки и обеспечивало ему неплохой доход. Никита смог купить домик в пригороде Нью-Йорка и обзавелся автомобилем с личным водителем. Это избавило его от тягостной необходимости ежедневно сталкиваться с людьми «лицом к лицу» (это выражение Никита произносил про себя с кошмарной гримасой, изображавшей улыбку).

Единственный человек, с которым Никита мог общаться, был он сам. Несколько раз Никита поймал себя на том, что разговаривает вслух, и сильно испугался. Говорят, беседы с самим собой — первый признак надвигающейся шизофрении.

Тогда в полупустой гостиной появился последний писк техномоды — громадный домашний кинотеатр. Никита садился на диван с пультом в руках и целый день гонял шайбу по ста двадцати каналам. Иногда что-то привлекало внимание, и Никита останавливал непрерывное движение. Например, тормознул, услышав о премьере в Метрополитен-опера. На это были свои причины.

Два дня он в задумчивости слонялся по дому. А потом сел в машину и велел шоферу ехать к зданию Метрополитен-опера.

Когда Никита наклонился к окошечку, кассир слегка дернулся, но тут же взял себя в руки и любезно улыбнулся.

— Один билет в партер, — отчетливо произнес перекошенный рот. На стойку перед кассиром легла кредитка «Виза голд».

Это было целое событие. Никита испытал приятное волнение, облачаясь в хрустящую от крахмала рубашку и новенький смокинг. Покрутился перед зеркалом, стараясь не попадать взглядом на ужасное лицо, словно вышедшее из-под скальпеля доктора Моро, в общем, остался доволен.

Приехав в театр, Никита не слился с нарядной толпой, гуляющей по фойе, а торопливо прошел сквозь нее, опустив голову и не глядя по сторонам. Уселся в кресло, прикрыл ладонью правую щеку и принялся изучать программку.

Моцарт, «Женитьба Фигаро». Либретто Никита прочитал без особого интереса. Зато с большим любопытством проглотил информацию о главных действующих лицах и исполнителях. Ирина Извольская, российская оперная певица, обладательница премии такой и премии сякой, титула «Лучший голос десятилетия», специального приза Бостонской музыкальной академии, посол мира ЮНЕСКО, что-то еще и что-то еще… Никита испытал легкую гордость за страну, хотя гордиться бывшей родиной по большому счету было не за что — правители постарались.

Фотография Извольской, исполнявшей партию графини Альмавива, не впечатлила: худенькая дама в напудренном парике и платье со смешными пуфиками по бокам. Ручки чинно сложены перед собой, в правой ладони зажат букет полевых цветов.

Оркестр грянул откуда-то снизу. Никита вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил: это же оркестровая яма! Голова дирижера торчала поверх бархатных перил, как в кукольном театре, время от времени над барьером энергично взлетала рука с зажатой палочкой.

Следить за движениями палочки Никита скоро бросил — музыка уговорила его отложить взрослую склонность к анализу и снова ненадолго превратиться в ребенка. Итальянец, исполнявший партию Фигаро, был несколько тяжеловат для своей роли, но пел отлично. Остальные певцы ему не уступали, а эфиоп, исполнявший партию Базиля, оказался еще и превосходным характерным актером. Солисты, хор, оркестр — все были на высоте, все честно, в поте лица отрабатывали сумасшедшую цену билета. Однако настоящее потрясение караулило впереди, когда на сцене появилась графиня Альмавива в смешном платье с буфами и букетиком полевых цветов. Мягко закачались скрипичные волны, и над головами, как светящийся луч, поплыл нежный женский голос.

Рука, прикрывавшая изуродованную щеку, медленно опустилась, билет выпал из ослабевших пальцев и плавно спикировал на пол. Сердце начало раздуваться, как воздушный шарик, уперлось в ребра пульсирующими краями и вдруг лопнуло, обдав грудную клетку огненным фейерверком!

Никита захлебнулся беззвучным криком, хватая воздух широко раскрытым ртом. Круг света на сцене, где пела дама в пышном платье, расплылся и утратил четкость. «Я умираю», — понял он.

Мысль не испугала, скорее обрадовала. Что может быть лучше, чем смерть в темном зале, среди красивых, хорошо одетых людей, под звуки ангельского голоса, плывущего над головой низко-низко, как летнее облако?

Кто-то тронул его за локоть. Никита увидел руку, в которой был зажат носовой платок.

— Возьмите, — сочувственно шепнул сосед.

Несколько секунд ушло на то, чтобы осмыслить происходящее. Потом Никита взял платок и вытер лицо, такое мокрое, словно его облили из шланга. Попытался вспомнить, когда плакал в последний раз, и не смог этого сделать.

Зато навсегда запомнил вечер 20 мая 1998 года. Вечер, когда Никита услышал Голос и понял, что может жить дальше.

Понедельник — день тяжелый…

Понедельник — день тяжелый Алимов мог бы возразить, что понедельник понедельнику рознь, но сегодня все работало на проклятую поговорку.