Книга Форсирование романа-реки - Дубравка Угрешич

– Я живу не в Greenich Village, а в Brooklyn'e, – сказал Марк.

– Ладно, это неважно, главное – ты сечешь, что я хочу сказать?

– Секу, – сказал Марк. – Но ты и здесь можешь быть кем угодно…

– Не могу! – категорически отверг Пипо. – То, о чем я тебе толкую, – это вопрос не индивидуального выбора, а некой общей энергии, я видел это в ваших фильмах. Это вопрос энергии повседневной жизни, ведь ты сечешь, что я имею в виду? У вас все взрывается, кипит, брызжет… Потянешь за металлическое колечко, и самая обычная банка пива демонстрирует эту энергию! Пшшшшш! Сечешь? Достаточно чуть-чуть сжать Big Mac, и он проявляет упругость! У вас даже картошка подскакивает в масле и хрустит! A Kentucky Fried Chicken, такие поджаристые и мягкие, да в них больше сексапила, чем в какой-нибудь здешней девчонке… вроде вон той, рыжей, напротив. У вас, старик, все такое – сплошная гимнастика, джоггинг, напряжение, извержение… Америка – это один огромный йо-йо, это адреналиновый перпетуум-мобиле, это грандиозный, непрерывный оргазм. Сечешь?! А здесь не может быть такого ускорения, здесь другая энергия, другие обороты. Это такая же разница, как между большим цветным телевизором и маленьким черно-белым. Да ты оглянись вокруг…

Пипо обвел взглядом толпу молодых людей, которые стояли перед «Звечкой», болтали, облокотившись на припаркованные мотоциклы «Honda» и «Kawasaki», щурились на солнце, как молодые ящерицы. Никто из них не проявлял ни малейшего желания тронуться с места.

– А что они делают? – спросил Марк, которого мнение Пипо об Америке, совершенно очевидно, не вдохновило на ответ.

– Тусуются и воняют, – ответил коротко Пипо.

– Я бы тоже хотел тусоваться и вонять! Вот это настоящая жизнь для писателя! – с чувством сказал Марк и выпил лозовачу.

– Как в Harlem'e, – сказал Пипо, который никогда не был в Америке. – Но я бы все-таки больше хотел вот так тусоваться и вонять в Harlem'e, чем здесь. Сечешь, в чем разница?!

– Нет, – ответил искренне Марк.

Пипо смутился. Он не мог этого объяснить. Может быть, дело было в разнице между фильмами и жизнью. И Пипо был не виноват, что смотрел такие фильмы в кинотеатре «Загреб», а, например, не в Америке, поэтому сейчас он, естественно, мечтал об Америке, а не о том, чтобы стоять перед «Звечкой» и пить лозовачу.

– Пошли? – спросил Марк Пипо.

– Куда?

– В какое-нибудь другое место! Ты же сказал, что это ваш обычай!

И пока они шли в «Блато», Пипо с нежностью думал о том, что как-то сразу полюбил этого амера и что очень хочется ему рассказать о себе ну просто все. Попутно он в мыслях благодарил маму за детский сад с английским языком, за учителей и курсы. Спасибо, мама, – шепнул про себя Пипо.

– Старик, ты представить себе не можешь, – продолжал Пипо уже в «Блато», за четвертой лозовачей, – как я увлекался on the road прозой. Я хотел стать хорватским Kerоuac'ом. Сам знаешь, выбираешься на road и – полный вперед! Я пробовал, но не получилось. Нет у нас таких roads, а кроме того, в своем «фичеке»[4]я бы никак не смог во все это вжиться, хоть тресни! Да и куда ехать?! В Вировитицу?![5]Сечешь теперь, в чем разница?

– Секу, – неуверенно сказал Марк. Вероятно, он не сек, что «фичек» – это самый маленький «фиат», а Вировитица – провинциальный городишко, но Пипо говорил с таким жаром, что Марку было просто жаль его прерывать.

– И потом еще одна вещь… – продолжал Пипо, – у нас вообще нет ich-формы. То есть есть, но используется очень редко.

– А что это такое – ich-форма? – вынужден был спросить Марк.

– Когда пишешь от первого лица, от «я».

– Секу. Я всегда пишу от «я».

– Да не надо мне это объяснять, старик. Знаю я это, знаю. Но у нас это встречается редко. Я, например, не могу написать фразу так элегантно, как старик Kurt Vonnegut: «Я всего лишь старый пердун со своими воспоминаниями о Cape Cod, который курит сигареты „Pall Mall"». Сечешь?! Если бы я написал: «Я старый пердун из Вировитицы, который курит „Драву"», все бы просто умерли со смеху… – сказал Пипо и махнул рукой, как будто отгоняя муху. Он опять бессознательно упомянул несчастную Вировитицу, которая ни за что ни про что попала ему сегодня под горячую руку.

– …Воздушный шарик иллюзий сразу же лопается, в этом все дело, – продолжал он.

– Секу, – автоматически подтвердил Марк.

– Или, например, напишу я фразу: «Сегодня в „Блате" я встретил Перо», – сказал Пипо, опять махнув рукой, видимо вдохновленный встречей с упомянутым Перо, – весь Загреб начнет строить догадки, кто этот Перо, и в конце концов каждый решит, что Перо – это он сам и есть. Сечешь?! У всех у нас комплекс неполноценности. Мы же просто провинциалы! Ведь когда Vonnegut жахнет от своего первого лица на полном интиме всю свою автобиографию, это звучит убедительно и здорово, совсем не так, как когда я напишу, что встретил Перо. Может, одному только Vonnegut'y и было бы интересно, конечно, если бы только он мог меня прочитать, что вот я – Пипо – сегодня встретил Перо… – окончательно запутался Пипо. Вышеупомянутый Перо, видимо, почувствовав, что говорят о нем, снова прошел мимо них, глянул на Пипо, и Пипо еще раз приветственно махнул ему рукой…

– Я думаю, ему было бы интересно, – сказал Марк. – Слушай, а давай пойдем еще куда-нибудь?

И Пипо и Марк направились по улице Гундулича в сторону Илицы. Они зашли в кафе «Корзо» и заказали еще по одной лозоваче. Пипо чувствовал, что завелся и не может остановиться…

– Потом, смотри, еще одна вещь, – продолжал он, – знаешь ли ты, сколько здесь еще осталось соцреализма? Я имею в виду главным образом этот… ну, подсознательный, – сказал он и оглянулся вокруг, как будто соцреализм стоял у него за спиной и дышал в затылок.

– Это хорошо, – с чувством сказал Марк. – Я тоже соцреалист. Только другой, грязный.

– Ладно, не валяй дурака!

– Ага.

– И что ты делаешь? Я имею в виду, что это такое?

– Описываю жизнь. В деталях. Страшное дело… Мрачно… – спотыкаясь на словах, сказал Марк.

– То есть как бы мусорный бак? – живо заинтересовался Пипо.

– Как ты догадался? Моя последняя книга именно так и называется – «Мусорный бак»!

– Феноменально! – с завистью сказал Пипо. – Видишь, об этом я тебе и толкую все время! У вас уже все есть! Сечешь? Это оно самое и есть! Вот это страна!

– Ага! Я ее люблю… – промямлил Марк.

– Кого? Свою страну?

– Ну да, и свою страну…

– Ты что, сумасшедший? Кто же любит свою страну? Своя страна для того и существует, чтобы ее не любить. Сечешь?