Книга Комендантский патруль - Артур Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Земляк на воротах немало удивляется, что именно на блокпосту делает один участковый. Для него и всего отряда непостижимо, как можно выставить одного человека на блок и еще и требовать от него безупречной службы, когда меньше чем из четырех человек в такой наряд вообще никто не ходит.
— Тебя же убьют.
— Ну, может быть…
В прохладной большой комнате командиров я, наевшись удивительного супа со свиным мясом, в полусонном забытье слушаю неумолкающий цветной телевизор. Одинокая башня блокпоста тянется ко мне пыльной грудой своего бетона в рассыпающийся на куски сон. Бородатые озлобленные кадыровцы, щелкая затворами, окружают блокпост и рвут на части картины моего воображения. Я просыпаюсь и выхожу во двор. Все так же: одинокая башня блока пуста и печальна, рядом никого нет.
Уже близок вечерний развод. Я забыт всеми Рэгсами и Безобразными. Всеми, кроме Тайда, который за отсутствие на построении не пропустит случая объявить выговор. Вдоль дорожного полотна, с взведенным оружием, я тороплюсь в родные трущобы отдела. На Минутке у меня проверяет документы чеченское ФСБ. Один, сделав три шага в сторону, долго разглядывает удостоверение, двое других держат наготове оружие. Первый недобро спрашивает:
— Русский, ты зачем один здесь ходишь?
Я пожимаю плечами:
— Да не с кем больше…
Чеченцы опускают оружие:
— Проходи.
На разводе из кабинета начальника МОБ по очереди являются на свет вечно куда-то опаздывающий, заполошный Рэгс и важно вышагивающий, сорящий на ходу семечками беспечный Безобразный. Рэгс грозно обещает нам, при отсутствии результатов работы, рабство вместо братства и продление времени рабочего дня до 23.00 часов. Трясущийся от собственных громких слов, размахивающий руками от привычки неумения применить их в деле, прыгающий в своей нерешительности от одного фланга к другому, Рэгс в который раз безуспешно призывает нас к подвигу.
Оттеняя обиду и ненависть, серая, землистая жалость к этому майору скучно бродит среди усталых наших рядов.
Сегодня ночью в Ленинском районе Грозного задержали банду, занимающуюся разбоями, грабежами и похищениями людей. У троих мужчин и двух женщин нашли в машине маски и камуфляжи. Оружие те успели сбросить.
На мое несчастье Рэгсу, очевидно, понравилось выставлять на 26-й блокпост именно меня, и вот, отыскав среди лиц других участковых мое лицо, он удовлетворенно кивает:
— На 26-й назначить Ангару.
Вместе с гаишником Кетчупом, приткнув его неказистый красный «жигуленок» у обочины кривой дороги, мы тащим в пекле горячего дня длинный обоз бесконечной службы. Сверкающий поток машин, обдавая выхлопными газами наши лица, набивая в глаза и рот летучую белую пыль, плавно переваливается через высокий горб моста. Солнце, жгучее кавказское солнце! Каленые красные ладони его лучей прикасаются к отшлифованным плитам блокпоста, шарят в синем мраке его углов, дотрагиваются до лица. Бездонное небо над нашими головами, что до боли в глазах так ярко и светло сегодня…
В свое время на этом блоке стоял биробиджанский ОМОН Еврейской АО. Хотя настоящих евреев там, может, и было один-два человека, но весь район считал, что там стоят именно евреи, говорил о них, как о евреях, и не стеснялся называть так последних в глаза. Омоновцы же этим в какой-то иронической степени гордились, и сами, в пример другим, не брезговали назвать себя лишний раз жидами.
Среди их немногочисленного отряда был такой боевой товарищ, который даже в этой среде евреев получил многоговорящую за себя кличку Скользкий. Этот боец, невероятно находчивый и хитрющий, перед отъездом в родную тайгу Дальнего Востока продал предприимчивому чеченскому народу сразу в нескольких лицах широкие бетонные перекрытия блокпоста, а проще говоря, весь 26-й блокпост, из которых он и сложен. Взял деньги и, глядя в глаза, сказал: «Как мы уедем, можете блокпост себе забирать. А если что-то не получится, заберете деньги у наших соседей — красноярского ОМОНа, они в курсе…»
Не получилось много ни у кого, кроме одних, что в первый же вечер с уходом биробиджанцев краном погрузили на «КамАЗ» и увезли лежавшие на дороге перед постом три плиты. Только за сегодняшний день к нам подошли сразу четверо покупателей Скользкого, требовавших отдать купленный ими блокпост либо вернуть деньги. Всех до одного мы направляли к красноярцам, для которых каждый приходящий был очередным поводом посмеяться и недобрым словом вспомнить рожу Скользкого, что так удачно въехал на чужом горбу в рай. Показывая в сторону таких покупателей, омоновцы повторяли только одно: «Это же надо быть такими дурнями!»
После обеда к воротам красноярского отряда подъезжает и лично Рамзес Безобразный. Толстомордый, с жирным низким лбом, он с опаской, нерешительно интересуется, куда подевались деньги и кому именно продан блокпост. Но разговор с Безобразным короток и, как остальные до него, несолоно хлебавши, он пятится по усыпанной щебнем колее.
Вслед за Безобразным, сразу на двух новеньких «девяносто девятых», обвешенные оружием, не спеша и без суеты, кадыровцы. Уверенным, спокойным тоном они спрашивают у трясущегося как осиновый лист Кетчупа:
— Вы тут ничего не продаете? Ничего не разбираете? А то это наш блокпост. Смотрите тут…
Кетчуп тут же выкладывает на стол переговоров имя Скользкого и, что-то поясняя по-чеченски, обеими руками показывает в сторону красноярцев. Но туда кадыровцы идти не намерены и, наказав нам быть паиньками, переезжают мост в сторону центра.
Кетчуп по своей природе сволочная, трусливая и продажная натура. Узнав, что там, за красными кирпичными стенами, засели в обороне мои земляки, он уговаривает меня оказать помощь голодающей его семье, скулит и рассказывает, как тяжело нынче жить на зарплату гаишника. Больше всего в жизни я ненавижу что-то просить, а потому сразу пресекаю свое использование на всякое имущественное обогащение чеченского ГАИ. Я предлагаю Кетчупу пойти со мной и попросить самому. Ему же ужасно неохота, он боится неизвестности, но жадность превозмогает.
Кетчуп обещает стоящим на посту двум бойцам, Медузе и Залету, привезти по возможности, как можно быстрее, дешевых проституток. Те за обещание дарят Кетчупу лишний мешок прошлогодней картошки. Никто не в накладе.
За целый день стояния на дороге я сгорел полностью. Стриженная наголо голова превратилась в сплошной горячий шар, кожа на руках и плечах побагровела и подобралась. Белая майка светится своим контуром на красном, выжженном загаром теле. Замполит ОМОНа, увидев меня в бане в таком виде, долго смеется и приказывает, как старший по званию, немедленно полностью раздеться и снять майку.
Кетчуп увозит меня в отдел.
Гремящая оружием, гомонящая без умолку толпа неторопливо строится перед крыльцом здания. На ступеньки важно и величаво (в отделе нет Тайда) выходит Рэгс. Первое слово Рэгса перед строем, это команда «Э!!!» Это — краткое, указывающее на присутствие батьки, обращение к нам, заблудшим в своей повседневной беспечности и невежестве. Рэгс не умеет общаться с подчиненными; кроме своего «Э!!!», «Наказать!», «Рапорт о наказании!», он не знает простейших строевых команд. Словарный запас его мал, познания более чем скромны, собственные достижения ничтожны, смелости ни на грош, труслив больше, чем любой в отделе…
