Книга Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона - Филип Керр

– Можете мне поверить, сэр. В отношении этой юной леди я стану образцом сдержанности.

Ньютон кивнул мне.

– Но, – продолжал я, – поскольку теперь я счастлив пользоваться вашим полным доверием, сэр, я хочу напомнить вам о деле, относительно которого продолжаю оставаться в прискорбном неведении. Меня интересует, что вы думаете по поводу смерти Джорджа Мейси, чье убийство, следуя вашему приказу, я храню в тайне. Я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы поделились своими мыслями по этому поводу. Должен признаться, что гибель моего предшественника продолжает занимать мои мысли.

– Хорошо, что вы мне о нем напомнили, – сказал Ньютон.– Мне удалось довольно много о нем узнать. По всеобщему мнению, Мейси отличался усердием, но не мог похвастаться образованностью, хотя, насколько мне известно, старался расширить свои горизонты. Однако его старания не дали результата, и, похоже, он не раз прибегал к советам человека, являвшегося его информатором, – золотых дел мастера по имени Леджер Скруп. Это имя почему-то кажется мне знакомым, хотя я не могу вспомнить, где его слышал. Поскольку мистер Скруп должен был до нынешнего момента находиться за пределами страны, признаюсь, я о нем забыл, и ваше напоминание пришлось очень кстати. Мы попытаемся навестить мистера Скрупа завтра, в его лавке на Стрэнде. Возможно, ему удастся пролить свет на письмо, написанное на иностранном языке, которое попало к Мейси и которое он, по словам его друга мистера Элингэма, плотника Тауэра, очень хотел понять.

Из окна кареты я увидел знакомые очертания Тауэра, похожие в лунном свете на город короля Приама, купающийся в сиянии серебряного глаза Зевса. Карета остановилась у Средней башни, рядом с Барбиканом[13], где беспокойно рычали львы, и я вышел на прогулочную площадку. Прежде чем закрыть за мной дверь, Ньютон высунулся наружу, в холодную, пропитанную запахами животных ночь, чтобы сказать мне пару слов перед тем, как я уйду.

– Давайте встретимся завтра утром, в девять часов, перед водонапорной башней у домов Йорка и нанесем визит мистеру Скрупу. А потом навестим Бернингема в Уите.

Затем Ньютон постучал тростью по крыше кареты, и маленький красный экипаж с дребезжанием покатил на запад по Темз-стрит.

Я повернулся, подошел к часовому у башни Байворд, который довольно далеко отошел от своего поста, и остановился с ним поболтать, поскольку я постоянно старался улучшить отношения между Монетным двором и гарнизоном. Мы поговорили о том, как не замерзнуть, когда стоишь на посту, и какую башню больше всего любят привидения. Разгуливая по территории Тауэра ночью, я всегда боялся встретить какого-нибудь призрака или духа. Мне было очень стыдно, но я ничего не мог с собой поделать. В свою защиту могу сказать только одно: здесь произошло столько ужасных событий, что если и есть на свете место, где непременно должны бродить призраки, так это Тауэр. Стражник считал, что с башней Мартина, известной также под названием Сокровищница, связано много жутких легенд. Но тут к нашему разговору присоединился сержант Роэн, который знал Тауэр лучше многих других.

– Здесь каждый уголок имеет собственную легенду про призраков, – сказал сержант Роэн, которого природа наградила могучим телосложением и высоким ростом.– Но самая плохая репутация у Соляной башни: говорят, она особенно полюбилась призракам. Как вы знаете, мистер Твистлтон, оружейник, увидел там привидение и лишился рассудка. Я и сам слышал и ощущал такие вещи, которым не могу найти объяснение. Поневоле приходится считать их явлениями сверхъестественными и несущими в себе зло. В тамошних подвалах пытали священников-иезуитов. Вы даже можете увидеть надпись на латыни, сделанную одним из них на стене.

– И что с ним произошло? – спросил я.

– В тысяча пятьсот девяносто пятом году его отправили в Йорк и там сожгли заживо, – ответил Роэн.

– Бедняга, – сказал я. Роэн усмехнулся:

– Вы так думаете? Он был католиком и настоящим фанатиком. Не сомневаюсь, что он сделал бы то же самое со многими несчастными протестантами.

– Возможно, – не стал спорить я.– Но по-моему, философский аргумент, состоящий в том, что мы должны сделать что-то с другими, прежде чем они сделали это с нами, звучит очень слабо.

– Вряд ли в мире найдется достаточно философов, понимающих, насколько жестоки католики, – настаивал на своем сержант.– Во Франции в тысяча шестьсот восемьдесят первом и восемьдесят пятом годах, когда солдаты короля Людовика квартировали в домах гугенотов и получили возможность творить жуткие вещи, чтобы обратить их в католичество, протестанты подвергались ужасным гонениям. Поверьте мне, приятель, нет таких издевательств и мучений, которым эти жестокие миссионеры не подвергали других людей, чтобы заставить их принять римскую религию и ходить к мессе. Стариков сажали в тюрьмы, женщин насиловали и подвергали страшным поркам, молодых людей отправляли на виселицы, пожилых женщин сжигали заживо.

– Вы говорите так, словно видели все это собственными глазами, сержант, – заметил я.

– Я двадцать лет воевал с Францией, – ответил сержант.– И мне известно, на что они способны.

Мы с Роэном еще несколько минут обсуждали эту тему, причем он упорствовал в своей ненависти к иезуитам, а затем я пожелал ему и мистеру Грейну спокойной ночи и ушел, позаимствовав у них фонарь, хотя после всех наших разговоров его свет не слишком развеивал мои опасения увидеть призрака.

Быстро шагая к дому смотрителя, я все время думал про иезуитов, которых пытали, возможно, так же, как Джорджа Мейси. Мне не составило труда представить себе, что какой-нибудь страдавший тут священник решил вернуться в Тауэр после смерти, чтобы бродить в его стенах и пугать своих мучителей. Однако, добравшись до дома и устроившись в теплой постели, освещенной веселым сиянием свечи, я решил, что призраки – это плод глупых фантазий и что с моей стороны разумнее опасаться живых людей, убивших моего предшественника и продолжавших разгуливать на свободе.

На следующее утро я добрался на лодке от Лондонского моста до самой лестницы домов Йорка. Сойдя на землю, я и другие пассажиры лодки обнаружили, что земля на пристани замерзла и стала представлять собой ледяной каток. Я заявил лодочнику, что ступеньки следует посыпать солью и счищать с них лед, чтобы пассажиры могли выходить на берег, не опасаясь сломать себе ногу или свернуть шею. На это лодочник, могучий парень с обветренным лицом, лишь рассмеялся, и я, еще не пережив унижения вчерашнего вечера – ибо, по моим представлениям, люди из гарнизона надо мной насмехались, – начал вытаскивать шпагу. Но тут я увидел около водонапорной башни своего наставника и решил не связываться с лодочником.

– Вы поступили правильно, не поддавшись гневу, – сказал Ньютон, когда я наконец добрался до него.– Лодочники славятся своей независимостью. Как правило, они ведут себя сдержанно, поскольку трудно доверять пьяному лодочнику, однако иногда могут продемонстрировать лютую злобу. Если бы вы вытащили шпагу, то, скорее всего, оказались бы в реке. Ученичество, продолжающееся семь лет, заставляет бедняка отчаянно защищать собственные права и дает ему четкие знания своих обязанностей. К сожалению, в них не входит чистка пристани. Темза, будучи приливной рекой, только посмеется над каждым, кто попытается убрать грязь с ее берегов. Прилив отступил всего за час до того, как вы прибыли сюда.