Книга Нет правил для любви - Лора Брантуэйт

Ложь в том, что она собиралась быть с Эдмондом, жить с Эдмондом, строить с ним брак. Их счастье и будущее — одна большая ложь!

И «любовь» между ними — тоже.

Саманта глухо застонала. Что же это такое?!

У нее было несколько убеждений, которые в ее жизни играли роль опорных столпов, и в числе их помимо нравственных ориентиров такие простые вещи: Эдмонд — ее парень, Джастин — ее друг, в ее отношениях с Эдмондом — любовь, в ее отношениях с Джастином — дружба.

Теперь все перевернулось с ног на голову.

Не нужно большого усилия, чтобы смести с доски тщательно расставленные шахматные фигурки. Джастин справился с этой задачей виртуозно.

Выходит, тогда на холме он не просто поддался физическому влечению. Он выразил ей… любовь?! Все это затяжное безумие, оказывается, было никаким не безумием, не случайностью — напротив, неизбежностью, закономерностью. Ведь если любовь есть, куда еще она может завести людей, как не в постель?

Но она-то, Саманта, его не любит!

Она прислушалась к отзвуку, рожденному этой мыслью в душе. Есть тут какая-то неправильность, вот только в чем она заключается? Неужели…

— Я сейчас сломаю голову, — сказала Саманта своему нечеткому отражению в запотевшем зеркале — то ли предупредила, то ли пригрозила.

Она выключила воду и сделала то, о чем всегда мечтала — и чего ей всегда хватало благоразумия не делать: соскользнула вниз, в ванну, прямо в рубашке.

Ей не понравилось ощущение липнущей к коже шелковой ткани. Благоразумие было не так уж неправо.

День был испорчен, наполненный до краев именно этим гнусным ощущением. Что бы Саманта ни делала, куда бы ни шла, ей все время казалось, что ее облепляет влажная ткань, только тяжелая. Иногда она залепляла ей рот и делала все слова трудными и глухими.

Она изо всех сил старалась сделать вид, что ничего не произошло. Что она ничего Джастину не сказала — и ничего от него не услышала. Но стоит актеру вспомнить, что он на сцене, — спектаклю конец, смерть. Саманта во всем видела «ненастоящность», а может быть, она ей только мерещилась. Ненастоящими был бутафорский камин в спальне, и фарфоровые статуэтки, стилизованные под антиквариат, и идиллический пейзаж за окном — слишком красив и прост, такой бы под стекло и в рамочку, и здоровый обед из натуральных продуктов, и улыбки Джастина.

Вечером они снова занялись любовью — страстно, быстро и как-то зло. Поцелуи своей яростностью больше походили на укусы, а ласки порой переходили грань между прикосновениями, призванными вызвать наслаждение, и прикосновениями, вызывающими боль.

Но даже это без оттенка нежности соитие подарило Саманте такое глубокое удовлетворение, что она почти сразу же заснула, без мыслей и чувств.

Мысли пришли на следующее утро. Точнее это была только одна мысль, но от этого не менее ужасающая.

Вот и все.

Саманта лютой ненавистью ненавидела сигнал своего будильника, но никогда еще он не вгонял ее в такую глубокую тоску-оцепенение. Казалось, сбросить с себя одеяло, встать и выключить будильник сложнее, чем поднять штангу в сто пятьдесят килограммов или обогнать на стометровке олимпийскую чемпионку.

Джастин совершил за нее этот маленький подвиг. Саманта отметила, что со вчерашнего дня он как-то изменился: стал то ли выше, то ли суше, то ли резче. Он стоял в изножье кровати и задумчиво вертел в руках ее сотовый, только что пропевший веселую песенку о прощании. Их прощании.

— Знаешь, мне страшно хочется принести его в жертву богу разрушения, — сказал он будто бы задумчиво и подмигнул ей.

— Маленькое ритуальное действие во славу Шивы? — подхватила она его тон и улыбнулась.

Попытка шутить — добрый знак. Значит, Джастин справится. И она тоже справится. Потому что они оба сильные, мудрые и вообще… молодцы. Тьфу, какая ерунда.

— Ну… где-то так.

— Я отдала за него треть зарплаты. — Саманта поморщилась. — Прояви уважение к моему труду!

— Ладно. — Джастин вздохнул, отложил ее сотовый — он явно избежал большой опасности. Достал из кармана брюк, висевших на стуле, свой. Обернулся к ней: — Не станем гневить богов. Шива должен получить свое.

И с размаху запустил ни в чем не повинным телефоном в стену. От маленького аппарата что-то отлетело. Скорее всего, он получил повреждения, несовместимые с жизнью. Если только можно назвать жизнью его скромное и сугубо функциональное существование.

— Я думала, ты католик, — попробовала пошутить Саманта.

— Мой взгляд на мир в последнее время стал существенно шире, — серьезно ответил Джастин.

— Настолько шире, что в него вписался даже индуизм?

— А почему бы и нет? К тому же есть законы, которые универсальны и действуют на всех, независимо от того, католик ты, язычник или иудей.

— И о каком же законе… шла речь сейчас?

— О справедливом, — заверил ее Джастин. — Чтобы что-то создать, нужно что-то разрушить. Чтобы что-то получить, нужно с чем-то расстаться.

— И что же ты хочешь получить?

Он не ответил.

Кто-то от души забарабанил во входную дверь. Такой шум можно производить только от любви к шуму, а вовсе не из-за того, что не заметил колокольчика.

— Это Гордон, — вздохнула Саманта.

— Приводи себя в порядок, я открою. — Джастин бодро натягивал брюки и насвистывал какую-то детскую песенку.

Гордон специально приехал пораньше, чтобы они не проспали. Гордон очень волновался и хотел, чтобы все прошло хорошо. Гордон так глубоко осознал свою ответственность за их благополучие, что даже звонил соседям узнать, как они тут справляются…

— А почему нельзя было позвонить нам? — удивилась Саманта.

— Номер потерял, — недрогнувшим голосом поведал Гордон.

Саманта поняла, что сплетни здесь — самое популярное развлечение и несправедливо отнимать у людей такую драгоценность.

Они завтракали в атмосфере легкой, взволнованной напряженности. Саманта подавала на стол бутерброды и на ходу дожаривала омлет. Джастин ел сосредоточенно, будто решал важную задачу, и действие это не терпело отвлечений. Гордон, наоборот, что называется, уплетал за обе щеки, и смотреть на него было сплошное удовольствие. Для таких мужчин хочется готовить, не отходя от плиты. Вообще приятно что-то делать для кого-то, когда он не притворяется, что это ему безразлично и не приносит никакой радости.

Гордон приехал на велосипеде, который в сложенном виде отлично помещался в багажник. Он вел сам, Саманта внимательно смотрела в окно, стараясь запомнить каждую мелочь, каждую веточку, каждую кочку, чтобы увезти с собой как можно больше своего маленького рая — который едва не превратился в ад.

Всего через несколько часов в аэропорту она вновь увидит Эдмонда. И хочешь не хочешь, а придется посмотреть на него по-новому. Широко открытыми глазами. И Саманте почему-то не верилось, что то, что она увидит, ей понравится.