Книга Боевой вестник - Сурен Цормудян

Левая нога затекла, и Вэйлорд переменил позу. Однако при этом он задел склянку с уксусом, и та полетела вниз, во двор. Нэйрос попытался подхватить ее уже в полете, но вышло еще хуже: щит с грохотом рухнул на пол. Вэйлорд вжал голову в плечи и зажмурился от досады: вот тебе и лунная ночь с пением флейты.

— Тринадцатый! — выругался он вполголоса.

Слышали бы его сейчас придворные клиры. Поминать имя тринадцатого обладателя небесной колесницы считалось страшным грехом, будто от этого он мог вернуться из преисподней и задать всем жару. Рожденный смертной женщиной (от кого родились прочие двенадцать богов, вообще оставалось неизвестным), он вообще не имел имени, и ему не нашлось места в календаре, где каждый месяц был назван в честь бога с колесниц. Тринадцатый считался проклятым, поскольку спровоцировал войну богов, ревнуя Первобога к братьям. Молва людская все же наделила его различными прозвищами: Дьявол, Черт, Мазарил, Азазель, Сатануил и так далее. Это клиры тоже осуждали, но не так резко, чем когда его называли просто тринадцатым.

Музыка наверху смолкла. Неужто грохот и брань достигли слуха принцессы и потревожили ее? Вэйлорд сокрушенно вздохнул и вернулся к своей работе. Вдалеке, на стене замка, раздавались неторопливые шаги стражника. Под слабым ветерком со стороны Слезной бухты шелестели тисы. Вэйлорд все думал о замыслах Хлодвига. Король был прав: Нэйрос почти всегда и ко всему относился с настороженностью. Таков уж был его нрав. Иногда это шло на пользу, иногда ставило в неловкое положение. Стоит ли тревожиться по поводу замыслов короля сходить в народ, а сына отослать за Срединное море? Безусловно, молодому наследнику нужен опыт для будущего правления. Нужна дисциплина, понятие о чести и благочестии. Но обязательно ли для всего этого отправлять его в Тассирию? С другой стороны, кто способен обучить его этому в Гринвельде? В детстве с ним постоянно был Вэйлорд, но теперь и он для Леона не указ. Интересно, почему? Когда именно «дядя Нэй» превратился в «старого волка», извечный объект насмешек, пусть и беззлобных по сути, но все же говорящих о совершенно другом отношении?

Размышления прервал тихий звук открывшейся двери.

— Ты ведь не спишь, Нэй? — послышался негромкий девичий голос.

Вэйлорд резко обернулся и от неожиданности едва не выронил щит снова. На пороге стояла принцесса Элисса, держа подсвечник с восковой свечой.

— Ваше высочество? — удивленно проговорил Вэйлорд.

Элисса некоторое время молчала, лишь смотрела на хозяина покоев. А вид у него сейчас был не вполне подобающий: из одежды — только белые льняные брэ.

— Какой ты волосатый. И впрямь как волк, — выдохнула девушка.

— Простите, моя принцесса, но я… — Вэйлорд тут же поднял щит, словно пытаясь прикрыться.

— Какой ты стыдливый, Нэй! — Элисса рассмеялась, да так звонко, что Вэйлорд испугался, как бы не сбежался сюда весь двор. — Ну, полно же, ты ведь не девица! А мужчине и положено иметь волосатую грудь.

Он стал медленно опускать щит.

— А вот волосатый живот и плечи, наверное, уже чересчур, — продолжила принцесса, и Вэйлорд тут же поднял щит.

— До чего же ты забавный, милый волк! — Она рассмеялась еще звонче. — Ну, перестань! Я ведь шучу!

Вэйлорд вздохнул, нахмурившись, и отставил щит. Принцесса подошла к столу, поставила подсвечник и уперла кулачки в бока.

— Благородный сир, как смеете вы представать перед принцессой Гринвельда в таком непотребном виде? — строго сказала она, однако глаза ее в свете лампад, восковой свечи и полной луны так и сверкали озорством.

Вэйлорд покачал головой, явно не одобряя затянувшейся шутки, взял со стула камизу и надел.

— Так лучше? — спросил он недовольно.

— Вполне, — хихикнула девушка. — Ты не предложишь принцессе присесть?

Он взял дубовый стул с высокой спинкой и поставил перед ней. Сам уселся напротив, на табурете.

— Что привело вас ко мне в этот час, ваше высочество? Негоже благородной девице являться среди ночи к одинокому мужчине.

— Отчего же? — дерзким тоном спросила Элисса.

— Люди сочтут это весьма неприличным и…

— А что более неприлично: девушке просто проведать старого друга или то, что люди при этом вообразят? Тем более все знают, что в полнолуние ты не спишь.

— Вы, конечно, правы, однако…

— Это как с флейтой, Нэй! — снова перебила она. — Все говорят, что благородной даме не следует играть на флейте, ибо это непотребство какое-то. Но, на мой взгляд, непотребны эти самые люди, если при виде девушки, играющей на флейте, воображают нечто такое, отчего сами краснеют. Игра на флейте — всего лишь музыка. А эти люди просто глупы, если сами признаются, до чего непристойны их мысли, в то время как они стараются выглядеть благочестивыми. Быть может, я не права, Нэй?

— Вы правы и очень умны, моя принцесса. — Вэйлорд покачал головой, слегка улыбнувшись. — Но все же надо соблюдать приличия.

— Так ты прогонишь меня? — Она надула губки в притворной обиде.

— Ни за что на свете, моя принцесса. — Он поклонился.

— Так-то лучше, лорд Вэйлорд. — Она горделиво приподняла подбородок. — Терпи мои капризы, о благороднейший из лордов.

И снова рассмеялась.

— И все же позвольте узнать, моя принцесса, что привело вас ко мне? Да еще среди ночи.

— Почему бы тебе не называть меня просто Элисса?

— Потому что вы принцесса.

— Но я Элисса.

— И вы принцесса.

— Но у принцессы есть имя. И принцесса желает его слышать из уст преданных ей людей. Говорят, что, когда один человек не обращается к другому по имени, это значит, он боится его с кем-то спутать. Но если кто-то боится человека спутать с другим, то он совсем ему не предан. С кем ты боишься меня спутать, милый волк?

— Ни с кем, моя… Ни с кем, Элисса. Я предан вам, как и вашему отцу и королевству. Просто есть правила…

— Да к тринадцатому все эти правила, — шепнула девушка, склонившись над столом и приблизившись к Вэйлорду.

— Что вы такое говорите?! — Он был потрясен, услышав жуткое ругательство из таких прекрасных уст.

— Ты сам это произнес недавно, когда уронил что-то тяжелое!

— Так вы все слышали? Простите, моя…

— Элисса.

— Да. — Он снова кивнул.

— Что — да?

— Элисса.

— Милый Нэй. — Она улыбнулась. — Не стоит. И ты меня прости.

— За что? — Вэйлорд удивился.

— За минувший вечер и ужин. Мои отец и мать… Мой брат… Мне было стыдно, что тебе пришлось все это видеть и слышать.

— Здесь нечего стыдиться, дитя. Обычное дело…

— В том и беда, что обычное. Оттого стыда еще больше. А еще я думала… Знаешь, Нэй, когда отец сказал, что ты ужинаешь с нами, я было уже решила, это потому, что сегодня… Вернее, вчера уже, была годовщина. Но никто о ней не вспомнил. Прости, милый волк.