Книга Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова получил в ответ чуть заметную улыбку.
– Может быть. Хотя мне иногда кажется, что Якобсонрешил заменить Осинскому его родителей, жену, детей и всех друзей. Он возится сним как с ребенком.
– У композитора плохой характер?
– Как и у всякого творческого человека. С нервнымисрывами. Депрессиями, сомнениями. В общем, все как обычно.
– А как он относится к красивым женщинам?
На этот раз она удивилась:
– На этот вопрос я тоже должна отвечать?
– Мне просто хочется знать о нем как можно больше.
– Он любит красивых женщин, – кивнула Барбара.
– У него есть постоянная подружка?
Она чуть покраснела. Дронго это заметил.
– Нет, – не совсем решительно сказала она и сразуотошла от собеседника.
К нему подошел Якобсон.
– Как вам нравится Барбара? – восхищенно спросилЯкобсон. – Изумительный экземпляр самки. И очень умна, между прочим.
– Это я уже успел понять. Вы давно ее знаете?
– Только не надо ее подозревать, – сразу сказалЯкобсон, – надеюсь, вы не считаете, что она может помогать Ястребу?
– Я пока еще ни в чем не уверен, – сухо ответилДронго. – Вы нашли ее в Америке? Кто взял ее на работу? Вы или самОсинский?
– Вообще-то всегда решения принимаю я сам, –честно признался Якобсон, – но в этом случае право выбора было заОсинским. Он сам выбрал Барбару и настоял на том, чтобы она его сопровождалаповсюду.
– У них близкие отношения? – не поверил Дронго.
– Даже чересчур. Осинский, правда, немного младше ее.Но ему и нужна была такая – сильная, уверенная в себе, красивая,самостоятельная женщина. Чтобы передать ему часть своей силы. По-настоящемусильным мужчину делает женщина, которая рядом с ним. И трусом мужчину, ксожалению, тоже делает женщина.
– Она его любовница?
– Иногда они спят вместе, – призналсяЯкобсон, – но это скорее профилактическая помощь, чем подлинное чувство.Надеюсь, вы понимаете меня правильно. Осинский слишком не уверен в себе,слишком часто подвержен капризам, чтобы быть настоящим мужчиной в полном смыслеэтого слова. Он до сих пор большой ребенок.
– А она его мама, – мрачно процедил Дронго,представив себе Осинского с его разбросанными конечностями и упругую, сильнуюБарбару в постели.
– Вам это не нравится? – понял Якобсон.
– Это просто не мое дело, – пожал плечами Дронго,не захотев признаваться, что ему не очень приятно слышать подобное. В другомконце зала мелькала всклокоченная седовато-рыжая шевелюра Осинского. Он очем-то оживленно рассказывал.
– Кажется, наш друг уже забыл о вчерашнемпроисшествии, – заметил Дронго.
– Он всегда такой. Покричит, а потом отойдет.
– Я начинаю жалеть Барбару, – сказал Дронго.
Якобсон, ничего не ответив, уже отходил от него, улыбаясьизвестному телеведущему, спешившему к нему с бокалом шампанского. Больше завесь вечер Дронго не разговаривал ни с кем. Ближе к полуночи гости началиразъезжаться.
Они сели в поданный «Роллс-Ройс», когда Осинский досадливопоморщился:
– Я забыл там книгу. Мне ее подарила Китти. Она ещенаписала там такое трогательное посвящение.
– Я сейчас принесу, – открыл дверь автомобиляБрет, тяжело вылезая из «Роллс-Ройса».
– Мартин, – позвал Дронго сидевшего за рулемохранника, – верни мой пистолет. И достань свой.
– Что-нибудь случилось? – встревожился Якобсон.
– На всякий случай, – ответил Дронго. На Барбаруон старался не смотреть. Видимо, она поняла, что Якобсон рассказал ему о ееотношениях с Осинским, и поэтому тоже отводила глаза.
Через минуту вернулся Брет, подал книгу.
– Кто такая Китти? – спросил Дронго.
– Это известный французский прозаик Кэтрин Муленже.Говорят, что ее скоро изберут в академию «бессмертных». Она очень популярна вЕвропе, – сказал Якобсон.
Осинский, откинув голову на сиденье, дремал. Видимо, оннесколько перебрал шампанского, так сильно ударившего теперь в голову. Мартинмягко тронул автомобиль, выруливая со стоянки. «Мерседес» отеля, в которомсидели люди Якобсона, ехал следом.
– В отель? – спросил Мартин, оборачиваясь назад.
Все посмотрели на Осинского, который сидел, закрыв глаза.
– Да, – ответила за него Барбара, – поедем вотель.
Оба автомобиля свернули в сторону, к Сене, чтобы проехатьмимо Лувра и въехать на Вандомскую площадь. Машины шли по набережной. Ничто непредвещало неожиданностей. Дронго тем не менее смотрел по сторонам, словноопасаясь внезапного нападения. Когда автомобили подъезжали к светофору, ониуслышали глухой удар, словно кто-то тяжелым молотком стукнул по «Роллс-Ройсу».Мартин резко затормозил. Осинский и Барбара упали на Якобсона и Дронго. Бретударился головой о стекло.
– Черт тебя побери! – закричал Осинский. – Тысовсем с ума сошел, Мартин?
– Посмотрите, – вместо охранника показал назадДронго. Там горел гостиничный «Мерседес», покореженный взрывом. Якобсонпобледнел.
– Господи, – прошептал он, – этот человексамый настоящий дьявол. Как это ему удалось?
О сильном взрыве, происшедшем на набережной, и погибших вэтот раз стало известно всему Парижу. Практически все парижские газеты,телевидение и радио передали репортажи о случившемся. С самого утра отель«Ритц» осаждали десятки репортеров, стремящихся получить хоть какую-нибудьинформацию. Строились различные домыслы и предположения.
Наконец в двенадцать часов дня секретарь мистера ДжорджаОсинского Барбара Уэлш согласилась дать пресс-конференцию. Журналисты ринулисьв конференц-зал. Дронго тоже уселся в заднем ряду. Интересно было послушатьответы Барбары.
Женщина вошла в конференц-зал строгая и элегантная, какобычно. Волосы красиво уложены. Деловой темно-серый костюм, юбка значительновыше колен. Она села за стол, и журналисты начали задавать вопросы.
Дронго вынужден был признать, что вчерашнее утверждениеЯкобсона о ее уме оказалось совсем не комплиментом. Она уверенно отвечала навопросы, шутила, остроумно обыгрывала сложные ситуации. Журналисты,почувствовав, что имеют достойного противника, воодушевились, и вопросыпосыпались с настойчивостью беспрерывных теннисных ударов.
– Скажите, – обращался один из них, – как высчитаете, подобные взрывы служат своеобразной рекламой вашему патрону?
– Ему достаточно взрывов, которые он производит в опересвоей музыкой, – под одобрительный восторг собравшихся парировалаБарбара. – Почему в автомобиле, прикрепленном к вашему номеру, не ехал саммистер Осинский? Он подозревал о готовящемся преступлении? – спрашивалдругой.