Книга Кости и цветы - Ярослав Гивиевич Заболотников

Выше по реке брод есть. Скачите прямо. Увидите на берегу колею — смело лезьте в воду и двигайте наискосок к песчаной косе.

— Спасибо. Так и сделаем, — Джон посмотрел вдаль, на изгиб размывавшей холм реки, а затем вернул взор к рыбаку: — Совет тебе добрый. Если лесом пойдёшь, гляди в оба. Зверья сейчас… странного… развелось.

— Да знаю. Сосед лешего видывал. Возле деревни лошадь крылатая бродила. А вчера сам диковинную тварюшку выловил. Не то рыбу, не то рака. С шестью глазами. Отпустил. Пущай живёт.

— Как можно настолько спокойно рассказывать о таких вещах?.. — любопытство втянуло Лайлу в разговор.

— А чего тут такого? Духи лесов пробудились. Давно пора. От богов прока, как от голого крючка под водой, — рыбак выдернул удочку и проверил наживку. — Знаешь почему? Потому, что они давно мертвы, — поплавок булькнул в восьми метрах от берега. — Сколько бы храмовники ни скалились, мы, еретийцы, ведаем правду.

— Возможно, — грустно улыбнулась вампирша. — Иначе бы боги не допустили столь необъятного хаоса.

— Хаоса? Ох, дорогуля. Это в тебе неверие говорит. Пришла пора Надежды. Уж послушай того, кто прожил почти полвека.

— К сожалению, колодец веры давно иссох.

— И ты ищешь, чем бы его наполнить? Что ж. Могу дать тебе каплю, сказав, что найденное у поля лошадиное перо исцелило хромую дочь старосты. Но колодец жив родником, а не дождями. Все ответы в тебе. Копай глубже.

Внезапная мудрость, помноженная на болезненные воспоминания, обескуражила Лайлу. Она даже не нашлась с ответом. Джон же подумал, что иногда полезно услышать мнение со стороны. Разумеется, немного обидно, когда слова чужого человека действеннее собственных, но сейчас главное — результат.

— Ну, мы поедем. Хорошего улова, — следопыт направил коня вдоль реки.

— И вам лёгкой дороги, — махнул рукой рыбак.

Так закончилась случайная встреча королевской особы и простого удильщика, двух совершенно разных полюсов, какие видели друг друга первый и последний раз. Меж тем, как однажды сказал Монси Виррей: «Противоположности притягиваются, а их мимолётное столкновение способно породить целую вселенную». Философ не ошибся. Были затронуты незримые струны судьбы. Пусть лопата раздумий пока не спешила искать родник, само её существование уже в корне меняло грядущее.

* * *

Хризальтера — имя, состоящее из двух частей: «хризальт» и «ера». В переводе с языка звёздного народа оно значило «всепоглощающая бездна». Любые инкаэры падки на чужие души, но Хризальтера была ненасытной. Настолько, что истребляла целые миры. Тогда наставал период перенасыщения. Накопленная энергия искала выход. В пустоте кромки миров она покидала сознание сгустками эфира, что под действием тёмной материи превращался в новую жизнь, отражавшую владельцев душ или же совсем нелепую, порой даже безобразную. Порождения были незримы, словно тени во тьме, хотя ощущались ментально. Поначалу Хризальтера уничтожала их, как и всё, с чем имела дело. Но однажды заметила цикличность астральных форм, и любопытство взяло верх. Так грянул период грандиозного отбора, когда самые интересные виды обретали название и право на жизнь. Суккубы. Инкубы. Ракшасы. Церберы. Бесы. И множество других. Кромка миров стала обителью тех, кого звёздный народ сотни лет спустя нарёк демонами.

Новые создания беспрекословно подчинялись Хризальтере. Развлекали. Угождали. Заискивали. За что получали награды в виде лакомых душ, а самые интересные экземпляры — даже имена. Но контролировать подневольных могло исключительно могущество. Косой взгляд, малейшее непослушание, изданный не вовремя рык — и всё, ментальные щупальца взрывали демоническую сущность. О попавшем в немилость напоминало лишь сияние разлетевшихся душ, да и те трогать воспрещалось: наглядный пример должен быть у всех перед глазами. Они стали единственным источником света в кромешной темноте, какой некоторые называли «созвездием непокорности». Год от года сияние неумолимо разрасталось: под горячую руку мог попасть любой.

Из орды чудовищ и антропоморфных созданий только одна особь удостоилась особого отношения. Существо, всецело разделявшее жестокость госпожи. Существо, попросившее её обратить свои астральные контуры в материю, чтобы подарить нечто неизведанное. И оно не обмануло — дало познать… страсть и удовольствие. С той поры Абаддон стал доверенным фаворитом, что правил демонами, пока Хризальтера пробовала новые умения в других измерениях. Ведь облекать подданных в физическую оболочку — раздавать ничем не заслуженное знание: невероятное преимущество полиморфизма. То ли дело чужие миры, где можно было предаваться плотским утехам, сеять смерть и собирать жатву душ, попутно сравнивая с землёй великие империи.

Много тысячелетий довольная своими странствиями Хризальтера возвращалась в устроенную в кромке миров темницу. К Аббадону и тысячам голодных слуг, что славили свою госпожу и могли исполнить любое безумство ради желанной души. Чаще всего в роли него выступали медленные расправы над собратьями: умирая, демонические сущности распространяли похожие на музыку импульсы, под которые пресыщенный впечатлениями разум погружался в сладостную дрёму. Жизнь Хризальтеры походила на нескончаемое развлечение… пока однажды она не вернулась… в пустоту.

— Вокруг царила мгла, — перед смуглым лицом Джаниры когтистая рука сжала в кулак ночную тьму. — Он забрал все рассыпанные души и увёл моих подданных. Тебе, как дочери султана, знакомо предательство? Не думаю. Но твой отец разбередил старые раны, и сейчас я покажу тебе, насколько это больно, — Хризальтера подошла к двухметровому кактусу и посмотрела на девушку: — Правила этой игры предельно просты. Мои уста. Твоё нутро. Тебе дозволено кричать, звать на помощь, биться в агонии. Но не забывай: отец будет наблюдать за казнью. Если он сдвинется с места, закроет глаза или произнесёт хоть слово, твоя сестра станет следующей, — насмешливый взор замер на бледном султане, что стоял неподалёку. — Каргиб сегодня весьма податлив к провокациям. Может, постараешься скрывать страдания?

— Я… не смогу… — мокрый взгляд Джаниры метался в поисках спасения, но вокруг простиралась лишь устланная звёздным светом пустыня.

— Вот и проверим… насколько ты ценишь жизнь своей сестры.

— Я не хочу… Почему… — всхлипнула девушка, — почему ты такая жестокая?..

Хризальтера лукаво улыбнулась:

— Пропитанные страданиями души — бальзам для демонического тела. За девятнадцать тысячелетий оно претерпело немало испытаний. Как приятных, так и мучительных.

— Тогда тебе по силам понять мою боль. Ведь мне ещё нет и двадцати, — Джанира опустилась на колени и припала лбом к песку, такому же холодному, как омывавший сердце страх. — Сжалься. Дай дожить до седины.

— Хм, — лиловый взор изучал сползшую по шелку одежды чёрную косу. — Это всё, о чём ты просишь?

— Да…

Хризальтера призадумалась, и ночь наполнило безмолвие. Джанира дрожала, впившись пальцами в песок. Каргиб же стоял скорбным истуканом. Его сердце разрывалось от боли, а голова — от роя мыслей, которые, став словами, могли погубить обеих дочерей.

— Что ж, — наконец сказала демонесса. — Раз я смогла исцелиться от деяний твоего отца, будет бесчестно оставить без ответа столь искреннюю мольбу, — она отщипнула когтями небольшой кусок кактуса. — Ведь поседеть можно и от ужаса… — покрытая колючками зелень исчезла во тьме приоткрытого рта.

— Нет… — подняла испуганное лицо девушка. Затем встрепенулась, схватилась за живот и с тихим стоном согнулась пополам.

Взгляд султана размыли слёзы — недавно высохшие русла морщин вновь превратились в солёные реки, что быстро вышли из берегов. Это половодье он будет помнить до самой смерти.

* * *

Влажные копыта оставляли следы на песчаной косе. Спугнув скачущих по веткам варакушек, всадники преодолели прибрежные кусты и въехали на ближайший холм, чтобы осмотреться. Вид с вершины явил цветущие луга с тёмными пятнами рощ.

— Перемежище, — Джон глядел, как по морю разнотравья плывут тени облаков. — По сути, та же лесадка, только разодранная. Где-то там, — он указал кивком чуть левее, — Топчая Лощина. Перед ней будет ещё одна деревушка. Если луга не закончатся и погода не подведёт, доберёмся ещё до вечера.

Странники неторопливо порысили по склону. Кучно. Возглавляемым следопытом пятиугольником.

— Чур, в этот раз геройствую я, — щурясь от ветра, усмехнулся Рэксволд. — Ну, Лайла, просвети: кто там вблизи болот водится? — его взор замер на чуть оголяющем лопатки вырезе зелёного платья.

— Я таю надежду обойтись без эксцессов. Это мне