Книга Не говори маме - Саша Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я растираю холодные пальцы и глубоко, медленно дышу с закрытыми глазами. Открываю чемодан – платье лежит сверху. В нем я была в тот день, когда Марта избили в «Яме».
* * *
Самый неважный Новый год в моей жизни: мама плакала, я смотрела «Иронию судьбы», после боя курантов – спать. Подарки мы с Мартом дарили друг другу на следующий день. Я купила ему свитер на «Ламбада-маркете», он привез мне из Тель-Авива платье: изумрудный бархат с резинкой на рукавах и талии.
В последний праздничный выходной Март забронировал столик в баре, названном как его любимая книга: «Дом, в котором…», и вечер мы провели там – это был действительно хороший вечер. Познакомились с ребятами из Питера, но они ушли чуть раньше. Если бы мы присоединились к ним, возможно, все было бы в порядке. Март много рассказывал о поездке к отцу в Израиль и листал солнечные фотографии, так не похожие на зиму здесь; ему показалось, что бармен на меня пялится. Он ошибался, и, если бы мы задержались еще ненадолго, ничего бы не случилось. Но мы сразу собрались и вышли на улицу. Было тепло и сыро, такси добиралось десять минут, и мы спустились в амфитеатр возле стены Белого города – «Яму», – чтобы сделать несколько кадров.
Там были еще люди, не похожие на тех, кто обычно зависает в «Яме». Один уже лежал лицом вниз и не шевелился, остальные разливали что-то по пластиковым стаканчикам. Я улыбнулась в камеру и через плечо Марта увидела, как к нам направляются двое. Они предложили выпить. Я отказалась, Март напряженно молчал. В тот момент мне хотелось, чтобы он отшутился, придумал что-нибудь, говорил с ними, но он молчал, даже когда меня схватили под руки и потащили. Март стоял и смотрел, я это видела, до тех пор пока оба по очереди не обслюнявили мне губы. Он крикнул «эй» и «не надо», но на него не смотрели. Меня швырнули в круг и толкали из стороны в сторону, чужие холодные пальцы лезли под куртку. Было страшно, как когда сбывается кошмар и какая-то часть мозга отказывается это признавать, а другая уже фиксирует трещины на поверхности прежней жизни, той, что была еще утром и час назад. Меня поволокли к лестнице, чтобы забрать с собой, увести туда, где меньше людей и света. Осознав это, я завизжала. Кто-то из них ударил меня в живот – куртка смягчила удар. Раньше меня не били. Никто. Никогда. Я знала боль от содранных коленей. Знала, как болят зуб и ноготь на зажатом калиткой детского сада пальце. Помнила сломанную после падения с велосипеда руку. Но я никогда не испытывала боли от удара. Это особая боль. У нее есть глаза, слова и кулаки. Она говорит с тобой, иногда улыбается тебе, она дышит и пахнет, слышит и понимает тебя – но все равно продолжается. Ты никогда не станешь прежним. В тебе вмятина.
Где-то тут еще оставался Март. Он отдавал меня им.
– Да что ж вы делаете?!
Я не помню ее лица. Только то, что она была пьяна, что широко разевала рот с перламутровыми розовыми губами и кричала за меня:
– Отпустите девку! Девку отпустите!
Мимо спешили прохожие. Они отворачивались и ускоряли шаг. Я выдиралась из удерживающих меня рук под вопли «отпустите ее» до тех пор, пока рядом не притормозила патрульная машина. Почувствовав свободу, я рванула к стоявшему поодаль Марту, не оглядываясь, а когда он шагнул навстречу, побежала дальше, дальше, дальше.
Мам, смотри
Вечером я загружаю первый выпуск подкаста «Не говори маме» на хостинг и долго лежу без сна, листаю новостные каналы в телеграме, чтобы отвлечься. За стеной тетя Поля ставит чайник. Мне не спится. В Москве к одиннадцатилетней девочке приставал курьер из службы доставки еды. Может, убийца Марта представился курьером? Надо купить новый матрас. Интересно, сколько он стоит? И шторы я бы, пожалуй, поменяла.
– Чаю хочешь?
– Да, – щурюсь я на свет, который тетушка впускает в спальню. – Иду.
Мы пьем обычный черный, без добавок. Есть еще вафельный торт, но он вызывает сомнения. Завтра выйдет подкаст, и моя жизнь либо изменится, либо… «Да куда она денется», – решаю я и тянусь за тортом.
– Май, – заговаривает тетя, отхлебнув из чашки. – А ты маме про все это говорила?
– М-м? – не понимаю я.
– Про биржу труда. И комнату сдать. Предлагала?
– Конефно, – говорю я через торт. – И не раф.
– А она?
– Ну… – Так много слов с тортом во рту я точно не произнесу, приходится сначала дожевать. – Она соглашалась, обещала все сделать и ложилась спать. Спала целыми днями. Если и правда собиралась, то все равно ничего не сделала.
– Ох, Светка… – бормочет тетя Поля в чашку. – Дуреха.
Непривычно говорить о маме. Непривычно, но, пожалуй, хорошо. В устах тети Поли ее имя перестает пугать меня. Светка, дуреха. Дуреха. Светка. Так же легко, как песочное печенье в форме звездочек.
– Сантехник приходил. Кран больше не течет.
– Сейчас переведу! – Телефон как раз под рукой.
– Да не…
– Я же обещала.
Тетушка читает уведомление о пополнении счета и округляет глаза:
– Это много, Майя. Я заплатила меньше.
– Пусть будет, ладно?
У нее дрожат губы.
– Спасибо. Оставлю для Димы. Вернется – одежда понадобится и на учебу…
Я возвращаюсь к себе, забираюсь под одеяло и мгновенно засыпаю. Неудобный матрас больше меня не смущает.
* * *
За ночь выпуск одобрили, и он стал доступен в iTunes, Castbox и Spotify. Перед занятиями в колледже у меня было десять прослушиваний, а после их стало около двухсот. Когда я шла в гараж, мне написал следователь по делу «санитаров», тот самый Масленников. Сообщение было гневным. Он даже записал голосовое, но я не стала слушать. Пригрозил перезвонить – и не перезвонил.
В гараже сидят Джон и девчонка, которая в день моего первого появления в колледже возвращала ему «Дом, в котором…». Юля, она собиралась прийти на мою распродажу. Сидя на узком диванчике, Юля и Джон передают друг другу бутылку вина. Она закинула на него ногу. Обмениваются впечатлениями о прочитанном, ха. Заметив меня, оба сворачивают свой книжный клуб и выходят. Напрасно Джон считает, что таким образом сможет меня наказать. Я не сделала ничего, за что должна чувствовать себя виноватой, и уж тем более не собираюсь вестись на манипуляции. Хорошо, что я вернулась к транквилизаторам, – в голове легко и прохладно. Огорчает одно: уборки предстоит немало.
Для начала я натягиваю резиновые перчатки и осматриваюсь. Выволакиваю из-за дивана картонные коробки с хламом: железки непонятного назначения – похоже, автозапчасти, еще пустые пятилитровые банки и съежившиеся от сырости журналы. За ними в пыли и паутине стоит серебристый магнитофон Panasonic. Вау! Я обмахиваю его тряпкой, открываю отсек для кассет – пусто. Зато в отсеке для CD обнаруживается самый настоящий компакт-диск. Я вытираю его о джинсы и кладу обратно. Чтобы дотянуться до розетки, приходится встать на колени – в этом положении меня и застает вернувшийся Джон. Дело сделано: лампочка на бумбоксе загорается – значит, исправен. Крайне довольная собой, я поднимаюсь и вешаю на запястье пластиковое ведро.
– Не подскажешь, где можно набрать воды?
По пути в гараж я видела ржавую водяную колонку, но не уверена, что она работает. Джон не отвечает. Заваливается на диван прямо в ботинках, с которых капает черная грязь, и утыкается в телефон. Тоже мне, король. Фанерный щит над его головой смешон, да и мечи никудышные.
– Я сниму эти штуки, ладно?
Чтобы дотянуться до них, мне приходится разуться и встать на подлокотник дивана. Джон нарочно занимает еще больше места. На его волосы и куртку опускаются хлопья пыли.
– Со стенами тоже что-то нужно сделать. Перекрасить их, может? В белый. Нет, в черный.
Так и не добившись от него ни слова, я выхожу за водой. Колонка оказывается рабочей – после того как я наполняю ведро, к ней подходит рослый мужик в черной одежде с двумя пластиковыми бутылками. Расплескивая воду, я пру ведро обратно в гараж. К счастью, Джона
