Книга Дорога без тебя - Лина Эдриан

быть пойманной с поличным.

Вышла в сад. Увидела мужчину, попросила прикурить. И решила пройти вглубь. Прижалась к какому-то массивному дереву, прячась от всех вокруг, и глубоко затянулась. Закашлялась, но упрямо сделала еще один затяг. Выглянула из-за дерева, посмотрев на веранду, где только что была.

Лидии там уже не было, а вот Старцев все еще стоял на месте. И смотрел прямо на меня. Я отсалютовала ему и на показ сделала очередной затяг, медленно выдыхая густой дым. Внутри какое-то невероятное чувство удовлетворения и хочется прокричать: “не будет по-твоему, будет по-моему”. Глупое, детское, наивное чувство, но такое приятное. Словно я победила. Пусть не войну, но одно маленькое сражение. Самой от себя смешно, но не могу иначе. С ним не могу по-другому. Хочется делать все назло и вопреки.

Глава 13. Рубашка

Когда возвращаюсь в комнату, Смолянова еще нет. Спокойно смываю косметику, принимаю душ. Для сна я взяла с собой рубашку Старцева, которую нагло забрала, когда была в Сити. Не смогла удержаться. Я в ней, если быть честной, спала с тех самых пор, как она у меня оказалась. Но сейчас такой ночной наряд кажется не совсем уместным в сложившихся обстоятельствах. Я думаю о том, что глупо вообще было брать вещь, которая принадлежит Тимуру сюда, с собой. Но вариантов уже особо нет, а я ведь планировала изначально спать одна.

Смолянов как раз расстегивает рубашку, когда я выхожу из ванной. Бросает на меня взгляд, внимательно рассматривая босые ноги, едва прикрытые не слишком длинной рубашкой, и торчащие пики сосков из-под тонкой ткани, отреагировавшие на перепад температуры между разгоряченным воздухом ванны и прохладным в спальне. Я скрещиваю руки, пытаясь спрятаться от его жадного взгляда.

— Хочу тебе напомнить, что у нас сугубо деловые отношения, — насмешливо говорит Смолянов, но хриплый голос его выдает.

Я безразлично пожимаю плечами и ныряю под одеяло.

Он скидывает рубашку, я стараюсь не глазеть на него. Идет в ванную.

Кровать действительно огромная. Если Смолянов ляжет с другого края, между нами поместится минимум несколько человек. Я выдыхаю расслабленно, слишком устав от нервного напряжения и переживаний последних часов. Засыпаю практически мгновенно.

Пробуждаюсь внезапно. В комнате темно и тихо. Рукой нащупываю телефон на тумбочке возле кровати. Два часа ночи. Поворачиваюсь на бок в надежде уснуть обратно, но сон не идет. Ворочаюсь, кручусь и в итоге вылезаю из-под кровати. Смолянов спит, лежа на животе. Свет луны освещает его мощную спину, сбившееся в районе бедер одеяло. Решаю сходить на кухню, чтобы попить воды.

На цыпочках иду по коридору, спускаюсь по лестнице. Пытаюсь сориентироваться и вспомнить, в каком направлении идти дальше. Кажется, Смолянов указывал на противоположную дверь от столовой, а она, как я помнила, справа.

Кухню освещает лунный свет из окна. Он падает на островок, стоящей посередине помещения. В комнате темно, но глаза уже привыкли к мраку, поэтому я не включаю свет. Ищу кувшин с водой или что-то похожее. Нахожу. Теперь по очереди открываю дверцы в поисках стакана. Наливаю себе воды и разворачиваюсь. Облокотившись на столешницу, застываю.

Шокировано смотрю на человека, сидящего за небольшим столом около стены. Лунный свет не попадал в эту часть комнаты, поэтому я не заметила никого, когда вошла.

Делаю глоток, продолжая разглядывать безмолвную тень. Надо ли мне завести разговор? Что-то спросить? Решаю не нарушать тишину.

— Это моя рубашка? — раздается внезапно резкий голос.

Я вздрагиваю от неожиданности, бокал выпадает из рук и с громким звоном разбивается, разлетаясь на мелкие осколки. Я чувствую боль в ноге и непроизвольно делаю шаг в сторону. Из груди вырывается болезненный вскрик, потому что босые ступни пронзает адское ощущение.

Тимур оказывается рядом очень быстро. Подхватывает меня на руки и усаживает на кухонный островок. Теперь, в свете лунного света, я вижу его хорошо. Он смотрит на меня внимательно, мрачно. Взъерошенный, в расстегнутой наполовину рубашке. Что он здесь делал?

Аккуратно касается моей ноги, приседает, чтобы осмотреть повреждения.

— Надо вытащить осколки и обработать ногу, — спокойно говорит.

Я наблюдаю за ним, затаившись. Он быстро вытаскивает кусочки стекла, потом уверенным жестом открывает один из ящиков, достает аптечку. Хорошо ориентируется в доме.

Обрабатывает ногу, перевязывает, и всё это в беспокойной тишине, которую ни он, ни я нарушать не торопимся.

Потом встает, опирается на столешницу, делает шаг ко мне. Под его ногами хрустит битое стекло, но Тимура это, кажется, не беспокоит. Он-то в обуви. Внимательно смотрит мне в глаза, будто что-то пытается понять, прочитать.

— Это моя рубашка? — повторяет вопрос, о котором я надеялась, он забыл.

— С чего ты взял? — вскидываю упрямо подбородок, не собираясь признаваться.

Он усмехается. Кажется, он и так знает ответ, просто хотел от меня подтверждения. Как он понял? Не знаю. Ведь белые рубашки так похожи. Почему решил, что это его вещь, а не, например, Смолянова?

— Зачем это все? — наклоняется еще ближе, и я чувствую его дыхание, перемешанное с запахом виски.

— Не понимаю, о чем ты.

Молчит, разглядывая меня. И все, о чем я могу думать: вот бы этот момент не заканчивался. Он так близко, что я чувствую его запах. Кедр и мята. Мне хорошо от нашей близости. Нравится смотреть в темные, спокойные глаза. Я не должна так думать, так чувствовать, но ничего не могу с собой поделать. Когда-нибудь, я уверена, я излечусь от болезни под названием “Тимур Старцев”, но не сегодня.

Что-то появляется новое между нами, в нас. Не могу объяснить, что именно, но что-то точно меняется.

Тимур подхватывает меня резко на руки.

— Что ты делаешь? — судорожно вдыхая, спрашиваю я.

Он ничего не говорит, лишь упрямо несет куда-то. Мы останавливаемся около лифта. Заходим в него, я все также на руках Старцева. Он делает вид, что ничего необычного не происходит, изображает максимальное безразличие. Это злит. Мне нравится видеть его эмоции, а не равнодушие. Доносит меня до нашей со Смоляновым спальни и ставит на ноги.

— Дальше сама.

Разворачивается, чтобы уйти.

— Серьёзно? — непроизвольно, возмущенно.

Он останавливается. Стоит ко мне спиной. Напряжен. Поворачивает голову, чтобы я могла поймать его взгляд.

— Ты ведь сама сделала выбор.

Потом всё-таки подходит обратно ко мне, пронзая обжигающим взглядом. Невесомо касается груди. Я задерживаю дыхание.

— Индивидуальный пошив, — с усмешкой говорит он.

Я опускаю глаза. Его пальцы едва дотрагиваются до маленькой, черной бирки на кармане.

А потом он уходит.

Я стою в оцепенении, чувствуя дрожь во всем теле.

Кто же знал, что эта чертова